Цикада кружится над небольшим пространством.
Эль Капитан подбегает и начинает раскапывать землю голыми руками. Скоро обнажается участок земли с полумесяцем толстого стекла.
— Это здесь.
Партридж подбегает и ложится на живот, чтобы заглянуть внутрь. Внутри темно, но в глубине мерцает свет.
— Вот оно! — кричит он. — Дайте камень, надо разбить стекло.
Импульс не исчезает. Электрическое жужжание нарастает, становится выше. Времени, чтобы найти камень, не остается.
Одна за другой из-за деревьев возникают фигуры. Всего их пять. Они выглядят гротескно, как монстры — огромные бедра и выпуклые груди, руки, покрытые мышцами, сросшиеся с оружием, искаженные лица, с выпуклыми костями черепов. Как могут эти монстры быть мальчишками из Академии, которые толкались на зеленом дерне, сидели на лекции Уэлча напротив проектора, слушали опасные отступления от темы Глассингса? Сколько таких создал Купол? Они и с Седжем хотели сотворить подобное? Может, зная о том, что его ждет, он и убил себя.
Один из них ударом локтя по лицу заставляет Эль Капитана упасть. Тот тяжело опускается на землю, Хельмут принимает на себя всю тяжесть падения. Солдат выхватывает ружье у Эль Капитана.
Другой выходит вперед, прикрытый чем-то белым. Партридж понимает, что белое — это пижама. Маленькая фигурка с бритой головой и замотанным белом платком лицом. Девушка. Солдат — если его можно так назвать — держит ее за талию. Он срывает платок. Это оказывается Лида — ее тонкие скулы, сейчас все покрытые пеплом, голубые глаза, губы, вздернутый нос.
— Зачем ты здесь? — изумленно восклицает Партридж, уже зная ответ. Она заложница. Она здесь, чтобы заставить его принять решение. Но какое?
— Партридж, — шепчет Лида. Она сжимает в руках голубую коробочку. На какое-то безумное мгновение Партриджу кажется, вдруг он пришла, потому что забыла ему что-то отдать — бутоньерку для танцев.
Лида высоко поднимает коробочку.
— Это для Прессии Бэлз!
Она обводит всех взглядом. Прессия выходит вперед и подходит к Лиде, определенно не желая брать в руки эту коробочку. Лида тоже колеблется.
— Ты лебедь? — спрашивает она.
— Что ты сказала? — оживляется Партридж.
— Кто здесь лебедь? — спрашивает Лида.
— Тебе кто-то говорил о лебеде? — изумляется Партридж.
— Они ждут ее. Лебедь, — говорит Лида и протягивает коробочку Прессии.
Руки Прессии дрожат. Когда она открывает коробочку, то видит оберточную бумагу. Она заглядывает и сначала, как кажется со стороны, ничего не понимает. Но затем она заглядывает внутрь еще раз, и коробочка выпадает у нее из рук. Прессия мгновенно бледнеет и, покачнувшись, падает на колени.
— Встань! — кричит солдат. Прессия смотрит на него.
Солдат направляет ей на лоб красный луч. А затем добавляет уже более спокойно:
— Давай, вставай. Уже пора.
И в этом голосе — или, может быть, в ритме слов, — Партридж слышит голос брата, когда тот будил его по утрам.
«Давай, вставай. Уже пора».
Седж.
ПРЕССИЯ
ТОННЕЛЬ
Сначала Прессия пытается уверить себя, что дедушка жив. Они просто вынули его вентилятор, вылечили горло и затем зашили. Земля под ногами кружится, встать с коленок очень тяжело. Лицо девушки мелькает перед глазами. Ее зовут Лида, и Партридж ее знает.
— Он не умер, — шепчет Прессия.
— Меня попросили сказать, что это все, что осталось, — тихо произносит Лида.
Лопасти вентилятора отполированы, будто кто-то потратил на это время. Дед умер. Вот что это значит. А то, что свет проникает в грязь через окно в виде полумесяца, означает, что ее мать жива? Вот как работает мир — все время давая и забирая? Это слишком жестоко.
Прессия зачерпывает ладонью землю. В голове тикает бомба. Купол видел все, что видела она, и слышал все, что слышала она. Купол подслушивал, о чем они с Брэдвелом говорили ночью, его признание во лжи, его мечту увидеть отца с двигателем в груди, ее шрам. Она чувствует, будто ее лишили личной жизни. Она смотрит на красивое лицо Брэдвела, мучительно искаженное, и закрывает глаза. Все. Она больше не позволит им что-то увидеть. Прессия прижимает руки к ушам. Она заставит врагов голодать — людей, которые убили дедушку, которые могут в любой момент повернуть выключатель и взорвать ее голову. Но становится только хуже. Она наказывает себя, чтобы наказать кого-то еще. «Убейте меня, — шепчет она. — Сделайте это». Будто она может поймать их на блефе. Но вся проблема в том, что они не блефуют.