Выбрать главу

— Единственный, у кого время не ограничено, это... как ты его называешь? Индиго?

Саммер кивнула, постепенно вставая.

— Пусти меня к нему, Мойра, — попросила она. — Он должен был умереть двести лет назад от лихорадки. С тех пор он живет украденным временем. Но ни один человек не может жить вечно.

Мойра сглотнула, и как в трансе подняла оружие.

В любой другой день Саммер, испугавшись, отпрянула бы назад. Но сегодня она была Зоря Индиго.

— Если ты убьешь меня, Индиго выиграет,— сказала она твердым голосом. — Для избранных больше не будет смерти. Индиго и его заговорщики будут иметь над ней власть, и будут жить вечно. Их враги будут умирать, а друзья и союзники нет. Но разве смерть не должна быть дана каждому человеку? Не должна уравнивать вас всех? Индиго единственный, кто знает, как можно убить нас. Все зависит от тебя и меня.

Она понизила голос.

— Чего стоит вечная жизнь, Мойра? Без обновления, без становления и ухода из мира сего. Душе нужно развитие, она готова покинуть этот мир. Что будет с ней, если она будет заточена в вечности? Если ничто не ценно, потому что ничто не бренно?

Мойра так крепко держала пистолет, что костяшки ее пальцев побелели.

— Я уже не знаю, что правильно, а что нет.

Ее дрожащий голос смешался с завыванием ветра.

— Поэтому я буду некоторое время смотреть из этих развалин на страну и думать. Думаю, что отвлекусь на одну, две минуты и ничего не услышу и не увижу. За это время я решу позвать охрану. Потом мы – охрана и я – пойдем наверх по этой лестнице, взломаем двери и зайдем на площадку, чтобы защитить Индиго от тебя или кого бы то ни было. Неважно найду ли я тебя или кого-то другого в камере ветров, я не буду делать никаких различий, я буду стрелять.

Раздался тихий щелчок. Саммер открыла глаза. Только Джола стояла и враждебно смотрела на нее. Мойра отвернулась. Через дыру в стене дул ветер со снегом, несколько снежинок запутались в волосах Мойры. Ее правая рука все еще крепко держала оружие, направленное в землю.

— Спасибо за преимущество, — так тихо прошептала Саммер, что Мойра не могла услышать ее, после чего девушка ринулась прочь.

***

В некоторых местах ступеньки были надтреснутыми. Ветер завывал в трещинах и щелях, несколько снежинок упали на Саммер сверху. Мокрая куртка прилипала к телу, поэтому девушка сняла ее и, тяжело дыша, поползла дальше как можно быстрее. Бабочки летали вокруг ее плеч и рук. Саммер добралась до подъема, ведущего к комнате стражника. Она даже на мгновение ожидала увидеть здесь Теллуса, играющего в карты. Но его вещи исчезли, также как стол и полка. Может быть, его взяли в плен. Или – она надеялась на это – ему удалось вовремя сбежать.

Саммер прокралась к нише. У стены друг на друге стояли пустые ящики. Их нужно было убрать. Она быстро провела кончиками пальцев по выемке между скрытой дверной рамой и дверью в поисках скрытого замка. Маленький рычаг застрял, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы вытащить его. Саммер лихорадочно размышляла над тем, куда ей положить взрывчатку, чтобы открыть замок, как вдруг подвижная стена к ее безграничному удивлению поддалась. Девушка осторожно нажала на нее и почувствовала сопротивление. Только надавив на дверь всем телом, Саммер смогла открыть ее ровно настолько, чтобы суметь протиснуться сквозь образовавшуюся щель.

Внутри было холодно. Ее голая нога наткнулась на что-то холодное. На что-то... из кожи? Она еще никогда так быстро не доставала фонарик. Бледный свет выхватил из темноты чье-то плечо. Затем лысую голову. Теллус! Он сидел на полу, поджав колени и слегка наклонившись вперед, как будто спал. Но он не спал. Должно быть, во время нападения он скрылся в камере. У Саммер перехватило дыхание. Неужели у него не выдержало сердце?

— Мне очень жаль, Теллус, — прошептала она сдавленным голосом. Рой ее бабочек мельтешил перед ней в воздухе.

«Иди дальше!» — подталкивал ее беспощадный, предупреждающий, внутренний голос. — «У тебя нет времени, Мойра и охрана через несколько минут будут у Индиго!»

Она поспешно вытерла слезы, схватилась за лестничную перекладину и подтянулась наверх.

Картинки кошачьей жизни промелькнули в ее голове, пока она все выше и выше взбиралась наверх – театр, Финн, Мия. Корабль и Анжей. И, конечно же, Теллус, радовавшийся победе в карточной игре. Саммер немного утешило то, что с ним рядом была Зоря.

И вот: Любимый. Его она видела таким, каким он был, когда она покинула его несколько часов назад. Безмятежно спящим. И счастливым. Она снова ощутила отчаяние. Саммер не могла отпустить его, поэтому она взяла с собой все его тепло, его глаза, улыбку и все бесконечные часы вдвоем. «Даже Леди Смерть не удастся забрать у нее это».

Кошачий проход становился все уже, пока она спиной не коснулась стены. Наконец-то, спустя целую вечность, девушка натолкнулась на каменный заслон. Поднявшись по последней ступеньке, она выгнулась и плечом надавила на камень. Засов все еще был закреплен деревянным колышком, как и во время побега Любимого. Ей пришлось плечом давить на камень, а рукояткой фонарика со всей силы бить по колышку, чтобы наконец сдвинуть его с места. Саммер уже задыхалась, но не стала терять время.

Со всей силы она давила снизу затылком и плечом на каменную плиту. Ее ступни больно врезались в ступени металлической лестницы. Она стиснула зубы, немного сдвинула плиту и напряженно прислушалась. Ее бабочки приземлились на ступени и стену, и замерли без движения. Через крошечную щель доносился показавшийся ей знакомым звук – нерегулярный стук. А луч света, проникавший через узкую щель, дрожал, словно источник света перекрывало нечто вибрирующее.

Бабочки! В тюремных камерах? Саммер тяжело дышала, ее мускулы жгло, а ноги дрожали от напряжения, когда она не теряя самообладания, еще немного сдвинула плиту, чтобы заглянуть в комнату. Ее бабочки снова вернулись к жизни, устремились в отверстие, как свора собак, почуявших след. Какое-то время она не видела ничего кроме темных, пыльных крыльев и танцующих бабочек-черепов, после чего видимость прояснилась.

Свет от свечей отражался в огромных, стеклянных ящиках, похожих на аквариумы. В них содержалось бесчисленное количество бабочек. В свете, падающем с противоположной стороны, они напоминали ей филигранные скульптуры из снега и голубого льда. Тысячи снежных бабочек! В некоторых ящиках лежали только белоснежные коконы. Окукленные гусеницы снежных бабочек, ждущие скорого вылупления. Значит Индиго собирал их! Поэтому она и Любимый не видели ни одной бабочки. Их всех поймал Индиго? Но его самого нигде не было видно.

Саммер еще крепче стиснула зубы и откинула назад крышку. С громким скрежетом она ударилась об стену. Саммер выбралась через квадратное отверстие и, продолжая ползти на четвереньках, огляделась вокруг. Это больше не было тюрьмой, то, что она увидела, напоминало скорее... лабораторию? Некоторые простенки были убраны, так что теперь можно было видеть камеры ветров. Проломленные окна, через которые слышалось завывание ветра, были забиты досками. Было невыносимо жарко, как будто многочисленные бабочки своим хаотичным мельтешением создавали жару. Повсюду стояли столы с различными приспособлениями: крюки, веревки, сети.

Саммер осторожно выпрямилась и прокралась к стене. Она с удивлением рассматривала выпуклые стаканы, наполненные кристальной пылью. Рядом лежали кисти. А там, в ванне, тысячи мертвых бабочек и крыльев. Они больше не блестели. Лежали там как блеклая, увядшая листва. Наконец до Саммер дошло. Пыль из вентилятора! Торс Индиго получал в этой лаборатории пыльцу снежных бабочек.

На одном из столов посреди крылатой пыли находился отпечаток, как будто Индиго что-то присыпал. Саммер быстро догадалась, что это было. Слишком отчетливо в пыли виднелся отпечаток длинного, загнутого ножа.

Ее призрачные бабочки взволнованно летали над столом, при этом не сдувая с него ни одной пылинки. Затем они резко метнулись вправо. Теперь Саммер тоже услышала этот звук: как будто что-то тащили по земле, в одной из камер, где еще были стены.

Саммер на цыпочках вернулась к стене и в ее тени прокралась вслед за бабочками к двери во вторую камеру. Она была открыта, а изнутри прорывалось мерцание беловатого цвета с темными пятнами. В одно мгновение у нее пересохло в горле, и участился пульс. «Зоря! Она была еще живой».