Берег...
Он нашёл её там. Эта старая падаль стояла на коленях, у самой кромки причала. Молилась она, что ли. Даже не обернулась, когда он подошёл сзади, хотя ведь наверняка слышала — треск от раздавленного тяжёлыми шагами града стоял такой, что на материке, наверное, было слышно, если там ещё есть, кому слушать. Остановился у неё за спиной, глядя на склонённую седую голову, на тощую шею и острые лопатки, торчащие под лёгкой кофтой. Руки и лицо её были черны от пепла.
- Что же они наделали! - взвыла цыганка, не поворачиваясь, но обращаясь конечно же к нему. - Что ж натворили-то они! Ироды, ироды!
В почти непроницаемом воздухе стояла жуткая вонь, в которой смешались запахи тухлой рыбы, гари, моря и какой-то химии. Видно было не больше чем на десяток метров, а дальше словно вырастала сплошная стена жёлто-серого тумана.
- Чего ты орёшь, дура? - бросил он ей. - Кто тебя слышит...
- Бог, - ответила она. - Бог-то уж точно слышит. А больше никто. Даже ты.
- Так чего ж ты орешь? - повторил он. - Всё равно сдохнем все, ори не ори.
- Давно уже, - непонятно произнесла она.
- Что?
- Давно уже умерли. Ты. Я.
Маклахен усмехнулся.
- Я — нет ещё.
- Умер. Ещё лет сорок назад. Или пятьдесят.
- Ну ты! - прикрикнул он. - Ты эти свои цыганские штучки брось! Тем более, они тебе и не помогут.
Она повернулась, глянула ему в лицо, равнодушно пожала плечами. Отвернулась.
- Х-ха! - вспомнил он. - А помнишь, ты говорила, что твоя судьба не на мне кончается?
- Помню, - ответила она равнодушно и безжизненно.
- Ошиблась, гляди!
- Да не ошиблась я. Никогда ещё не ошибалась.
- Что ж, ты хочешь сказать, что я тебя не убью, что ли?
- Убьёшь.
- Ну, - усмехнулся он. - Так как же тогда?
- Что я тебе объяснять буду, - покачала она головой. - Не поймёшь всё равно. Мертвец ты.
- Дура, - сказал он почти беззлобно.
- Я ж сама тебя сюда привела, - сказала она вдруг. - Умереть хочу.
Его охватила ярость. Потому что не она его сюда привела, не эта черномазая дрянь. Он сам пришёл! И убьёт он её не потому, что она так хочет. Маклахен тебе не орудие, дрянь! - не верёвка, не яд и не море вот это мёртвое. Маклахен — судья твой и палач. И ты будешь трястись и биться и молить его, чтобы не убивал тебя, вошь цыганская!
- Не-ет! - выдавил он, наклоняясь, быстро выплёвывая слова ей в грязное от пепла ухо. - Нет, чернозадая! Ты жить хочешь. Все хотят. И ты хочешь. У тебя внутри сейчас рвётся всё от страха. Я ж чую. Чую, как дрожишь ты.
Она отстранилась, повернула к нему лицо. Улыбнулась, потом рассмеялась — тихо, насмешливо, презрительно.
- От холода дрожу, - сказала. - Давай уже, убей меня. Хоть согреюсь.
- Врёшь падаль, - оскалился он, силясь тоже насмешливо улыбнуться. Но ничего не получалось — рот перекосился в бессильной злобе и ненависти. - Врёшь. Все вы врёте. Твари вы бесполезные. Все. Я и этих кончу, ты что думаешь. Удавлю всех потихоньку. Я, может, тебя и не стану убивать сейчас. Напоследок оставлю, чтобы увидела ты, как они все передохнут.
Она покачала головой.
- Нет, мой золотой, не получится так. Их судьбы не в твоих руках.
- Х-ха!.. Ну-ну... Ладно, уговорила. Сдохнешь сейчас. В аду с ними встретишься, они тебе расскажут, как Пирс Маклахен их пресёк.
- Не получится так, - покачала она головой. - Я тебя за собой уведу, не думай. Я приду за тобой потом. С верёвкой.
- С верёвкой? - он ощерился, ударил её в лицо.
Она не охнула, не поморщилась, а только молча смотрела ему в глаза. Из носа её стекла на губу тонкая струйка крови.
Тогда он схватил её за горло.
- Ну?! - крикнул ей в лицо. - Ну, что? Согреешься, говоришь, да?! Согреешься, тварь?! Ну, давай, давай!
Он скрипел зубами так, будто хотел стереть их в порошок, и тряс Джайю за шею, которая, казалось, вот-вот сломается. Цыганка не пыталась ни сопротивляться, ни освободиться, ни закричать. Только молча смотрела в глаза.
А он сдавливал, сдавливал её горло, изо всех сил, и всё удивлялся, что стал так слаб. Или эта черномазая так живуча... Сдавливал, пока, наконец, эти чёрные глаза не погасли...
Долго стоял над мёртвым телом, трясясь от озноба и ярости, задыхаясь от пепла, забившего горло.
Потом оттащил тело Джайи подальше от причала, туда, где берег нависал над морем пологим карнизом. Сходил к сараю. Кое-как прикатил оттуда каменный жернов, доставшийся ещё от деда...
Долго смотрел на круги, расходившиеся по мёртвой воде.
Кивнул:
- Ну и ладно, стало быть.
И пошёл в дом...
- А что ты думала, тварь? - прошептал Пирс Маклахен, выплывая из омута воспоминания. - Ведь это ты отравила Меган, как пить дать. А с чего бы ещё ей вот так взять да помереть, а? Отомстила мне, да? За весь ваш поганый род отомстила! Вот и корми рыб теперь.
Хотя, какие к чёрту рыбы...
Пойти, что ли, посмотреть, как там Моуи, коровка моя ненаглядная?..
Подожди, подожди, что ж это я... Какая коровка-то!.. Плохой ты стал совсем, Пирс Маклахен. Совсем плохой...
В гостиную ворвался улыбающийся дурак. При виде Маклахена сразу сник, замер нерешительно, улыбка на губах растаяла. Он медленным шагом, вдоль стены направился к выходу.
- Эй, какого чёрта? - окликнул его Маклахен.
- Что? - застыл на месте придурок.
- Какого чёрта ты носишься туда-сюда с идиотской улыбкой на морде? Тебе нечем больше заняться? Бездельники чёртовы!
- Я... Мы... - залопотал этот слизняк. - Мы идём пускать фейерверки.
- Чего-о? - у Маклахена глаза полезли на лоб.
Идиоты! Они вообще ума лишились. Не сегодня завтра подохнут, и они идут «пускать фейерверки». Идиоты.
- Какие к дьяволу фейерверки? Ты совсем спятил?
- Честное слово! - этот шут гороховый протянул Маклахену какой-то свёрток. - Вот, видите? Это петарды.
- Пе... Петарды?! Да ты что, болван, решил мне отель спалить?!
- Нет, что вы, господин Маклахен, конечно нет! - задрожал этот идиот. - Я... Мы аккуратно. Петарды будет пускать Липси. Или даже Деллахи — он же солдат, умеет обращаться с такими вещами... Хотя, нет, я совсем сбился — Деллахи же с нами нет. Ну, тогда — Липси, да. Я думаю, он прекрасно умеет запускать петарды. Наверняка. Он вообще довольно...
- Заткни фонтан! - рявкнул Маклахен. - Я не собираюсь слушать твои бредни! Ещё чего не хватало — петарды! А ну-ка, давай их сюда.
- Но... У меня день рождения... - дурак нерешительно топтался на месте, пряча свёрток за спину. - Скоро. День рождения скоро. И мы хотели...
- А ну, быстро мне сюда эту дрянь, болван! - крикнул Маклахен, поднимаясь.
- Позвольте, я позову Беатрис? - плачущим голосом протянул Ллойд. - Или Липси. Они вам лучше объяснят, что...
- Ты что, сморчок, не понимаешь меня?! Мне взять кочергу, идиот?
- Не кричите на меня, пожалуйста, - затянул знакомую песню этот слизняк.
- Я не только кричать буду, - прошипел Маклахен. - Я тебе ещё и зуб выбью, щенок. Чёртов артиллерист!
- Не надо!
- Надо! - Маклахен пошёл к нему, качая головой, как отец, который намерен выпороть непослушного мальчишку. - Чтобы ты знал наперёд, как не слушаться хозяина отеля.
- Я буду, буду слушаться! - запричитал слизняк, прижимаясь к стене и бледнея. - Только не бейте меня! Я боюсь боли, очень боюсь боли!
- Как вы все мне обрыдли! - простонал Маклахен, подойдя и остановившись напротив, заглядывая в эти белесые от ужаса глазёнки, впитывая его страх. - Насекомые! Мелкие, гнусные насекомые! Вши! Вам бы только жрать, жрать, жрать...
Дурак трясся, как в лихорадке. Он был так бледен, что Маклахену показалось даже, что этот недоумок грохнется сейчас в обморок. Или обделается напоследок от страха и подохнет.
- Я не хочу есть! - причитал он. - Не буду больше есть! Не кричите. Пожалуйста.
- Не указывай мне, насекомое! - напирал хозяин. - Ничего, ничего... Скоро вы все передохните.
- Мне страшно. Я не хочу передыхать.