- Чёрт зэ-э-знает, - повторил Деллахи.
Говорить было больше не о чем. Липси знобило. Он получше завернулся в брезент, ссутулился, чтобы было не так холодно. Взгляд его упал на весло, лежащее вдоль борта. Оно было чёрное от воды, на нём медленно высыхали жёлто-серые разводы от осевшей на дереве пены.
Этим веслом вполне можно разнести кому-нибудь голову. Или сломать шею. Например, этому бандиту, что сидит у руля, щурясь в туман и то и дело поглядывая на компас.
Тут, правда, есть два «но». Во-первых, Липси совершенно не уверен, что сумеет улучить момент и в последний момент не струсит или не промахнётся. А во-вторых, даже если всё получится, и Деллахи окажется за бортом, то как Липси доберётся до большой земли? У него нет компаса и он совершенно не умеет управляться с лодочным мотором. А на вёслах он будет добираться бог весть сколько и неизвестно, доберётся ли когда-нибудь, или море задушит его.
- Можно хотя бы плыть побыстрей? - спросил он. - Дышать нечем. И очень холодно.
Деллахи бросил на него равнодушный взгляд, покачал головой:
- Н-нельзя. Если на п-пути попадётся что-нибудь н-нэ-э-наподобие бревна... Вы ведь не х-хотите к-ку-у-купаться, а, Липси?
Бандит рассмеялся. Потом достал из кармана сигару. Сигара оказалась поломанной. Деллахи долго смотрел на неё с сожалением.
- П-пэ-э-последняя, - произнёс он, глянув на Липси.
Аккуратно отделил поломавшуюся часть, положил её в карман. Щёлкнул зажигалкой, раскуривая остаток.
Над вонючим смертоносным морем поплыл сладкий аромат «Упманна».
30. День двадцать четвёртый. Беатрис
Самые красивые цветы — в букете, который тебе подарил любимый. Даже если они раскисли и развалились на почернелые мёртвые волокна почти тут же, в твоих руках...
Это было ужасно.
Ллойд ворвался в комнату с букетом этих цветов. Там были ромашки и белоголовник, кипрей и клевер, и ещё какие-то, названия которым Беатрис не знала. Да и определить их было невозможно. Потому что все они были одинакового пепельного цвета, остекленелые, ломкие, замёрзшие, мёртвые. Пепельные цветы. Цветы пепла. Цветы из пепла.
- Беатрис! - позвал он, протягивая ей букет. - Любимая моя, тебе не кажется неправильным, что твой мужчина ещё ни разу не дарил тебе цветов? Да, возможно Ллойд не романтик, быть может, Ллойд немного суров и циничен, но ведь он любит тебя! Я так тебя люблю, Беатрис!
Забыв обо всём, она с восторгом приняла эти цветы из чёрных от сажи рук любимого. И её ладони тут же стали черны. А через пару минут...
А через пару минут оттаявший букет превратился в месиво, в пучок свисающих из её руки грязных и зловонных нитей. Беатрис зашла в туалет, с отвращением бросила их в унитаз.
- О, господи! - выдохнула она, не в силах сдержать слёз.
- Прости... - только и смог произнести любимый. - Я не знал... Я не думал, что...
- Да ну что ты! - она хотела погладить его по щеке, но только охнула и бросилась с отвращением оттирать ладони о полотенце.
И тут только вспомнила.
- Милый... милый, Гленда умерла, - сообщила она.
- Умерла? - Ллойд опасливо заглянул в маленькую спальню, где на кровати вытянулась мёртвая девушка. - С чего это вдруг?
- Ну, ты же знаешь, - покачала Беатрис головой. - Гленде было очень плохо последнее время... Давай сюда свои руки, грязнуля... Воды нет... - прохныкала она. - Мы так и будем ходить с грязными руками?
Ллойд пожал плечами.
- Нет, так нельзя! - продолжала она. - Нельзя оставлять на себе эту ядовитую сажу. Пойдём, помоем руки. Возьмём совсем немножко воды и смоем это... А потом нам надо будет похоронить бедняжку Гленду.
- Похоронить... - увлекаемый за руку Ллойд сморщился, затряс головой. - Я не хочу!
- Что значит — не хочу? - она завела его на кухню, зачерпнула из фляги кружку воды.
«А ведь это были мы, - думала она, поливая Ллойду на руки тоненькой, отмеренной буквально по капле, струйкой. - Мы сейчас такие же пепельные цветы. И тоже скоро остекленеем, иссохнем, замёрзнем и рассыплемся... Вон, Гленда отцвела... Нет, не успела отцвести даже...»
Гленда умерла под утро, совсем неслышно и, кажется, так и не проснувшись. Наверное, напоследок ей приснилось что-то доброе, потому что лицо девушки было светло, а в уголках губ остывала едва заметная улыбка.
- Я не хочу хоронить её, - замотал головой Ллойд. - Я не могу стоять над могилой, читать молитву и слушать речи о том, каким хорошим человеком была Гленда. Это... это очень грустно и...
- Милый, ты о чём? - попыталась она вернуть любимого к реальности. - Какие речи? Ты только выкопаешь могилу и мы положим туда Гленду. А потом закопаем. Молитву ты тоже можешь не читать... Поосторожней, дорогой, не проливай воду попусту!
- Нет, нет, - мотал головой Ллойд. - Я не могу. Я не буду, правда, как хочешь.
Беатрис вздохнула.
- Милый, но мы же не можем оставить бедняжку в комнате. Это... это не по-человечески... Полей мне. Только осторожно, понемногу... И потом, ты же понимаешь... в общем, будет запах и... Нет, так нельзя, мой хороший. Мы должны похоронить её.
- Я не буду копать! - упирался Ллойд. - Это ужасно и очень грустно. Не заставляй меня делать это, Беатрис, умоляю тебя!
Ну, и как теперь быть, скажите на милость?
- Ты хочешь, чтобы я махала лопатой одна?
- Нет, - ответил любимый. - А мне сегодня снилась Джайя. Она сказала, что Меган Маклахен потеряла голову. Я спросил у неё, в кого же это хозяйка так втрескалась. А Джайя тогда сказала, что Меган на самом деле, в прямом смысле, потеряла голову. И показала на огромную акулу, которая плавала в море и...
- Ужас какой! Фу! Зачем ты мне это рассказываешь?! - перебила Беатрис. - Молчи! Я не хочу слушать.
- Но там дальше очень интересно и совсем не страшно, правда.
- Нет!
- Я хочу рассказать.
- А я не хочу слушать!
Любимый обиженно надулся. Но через минуту его лицо просияло.
- Сегодня на обед будет тушёнка?
- Ну-у... - Беатрис пожала плечами. - Не знаю. Я думаю, нам не стоит особо налегать на консервы. Есть, конечно, хочется, но надо быть чуточку экономнее. Мы ведь не знаем, когда вернутся Деллахи и Липси.
«И вернутся ли вообще», - хотела она добавить, но вовремя прикусила язык. Впрочем, любимый, наверное, даже не обратил бы внимания на эти слова.
- Тушёнки много, - беспечно возразил её возлюбленный. - До их возвращения нам точно хватит.
- Мы обсудим это потом, ближе к обеду, хорошо? А сейчас давай подумаем о Гленде.
- Я не хочу думать о Гленде! Это очень грустно.
- Милый, - она вытерла руки о полотенце. Сажа была очень жирной и не отмылась до конца. И вонь от рук исходила, несмотря на душистое лавандовое мыло. - Милый, мне тоже очень грустно думать об этом. Но ты же понимаешь, что нам всё равно придётся её похоронить. Мы не можем оставить мёртвое тело разлагаться в доме.
- Не говори этого! - скривился Ллойд. - Хорошо, хорошо, раз уж тебе так хочется избавиться от тела... Давай унесём её в сарай.
Она удивлённо посмотрела на него, покачала головой. Бедный мальчик! Кажется, он с каждым днём становится всё хуже и хуже. Ужас! Что будет, если он окончательно сойдёт с ума? Тогда Беатрис останется на этом мёртвом острове одна, с умалишённым!.. Ужас...
Машинально проведя рукой по волосам, она охнула: между пальцев повисла безжизненная прядка. Волосы. Они как те пепельные цветы. Умирают.
- Что, милая? - покосился на неё Ллойд, который стоял возле кастрюли, щепотками вычерпывая остатки варёного проса и отправляя в рот.
- Волосы, - прошептала она, сдувая с пальцев завиток. - У меня по прежнему выпадают волосы... Не ешь руками, милый! Возьми ложку. Нам нельзя позволить себе опуститься.
- Конечно мы не позволим! - кивнул он. - Но просо такое вкусное!
А на руках у тебя — не смытые остатки ядовитой сажи, - подумала Беатрис и протянула милому ложку.
31. День двадцать четвёртый. Шон Деллахи