-Может, переснимем? – сокрушенно опустив плечи, спросила девушка, когда поняла, что окончательно запорола репортаж. Но вопросу суждено было остаться без ответа. Горящая свалка, почти в четырех километрах от телевышки вдруг полыхнула ярчайшим блеском, а по городу пронесся очень звучный раскат грома. На записи четко отпечаталась слабая взрывная волна. Она тряхнула ближайшие к свалке ряды сосен и клубы дыма, выброшенные мощным воздушным напором, мгновенно заслонили за собой бушующее внизу пламя. Взрыв был настолько неожиданным, что Женя на подкосившихся ногах села на ржавое железное покрытие площадки, а Мишка с запозданием на несколько мгновений дернулся, как ошалелый. И на мгновение оба замерли, будто превратились в камень. За шоком из уст парня излился водопад мата, ребята услышали вой автосигнализаций от ряда машин, что стояли внизу, у ФОКа. Затем Мишка осознал, что не останавливал запись, и навел снова работающую камеру на свалку. Когда дым чуть-чуть рассеялся, стало понятно, что горят уже окраинные стволы леса при свалке.
-Женька, я заснял! Пятнадцать двадцать девять! Ветер на юго-запад, да, юго-западный! Похоже, пожар уже на предлеске. Черт, опять дым!
А Женя тем временем смотрела в другую сторону. Она закричала "Мишка, снимай вон то!", и парень обернулся в другую сторону. Вместе они снова приметили широкое задымление у седьмой школы, подсвечиваемое огнем, оно за каких-то десять минут разрослось в два раза больше, в кадр попали струи дыма с перекрестка на объездную пригородную дорогу и дорогу на Велетьму - эта трасса уходила строго направо. Кроме того в кадр попало еще не меньше пяти очагов пожаров по всему периметру города.
-Господи, ужас какой! - девушка, уже чувствуя приближение паники, закрыла лицо ладонями, чтобы успокоиться. И тут новый хлопок заставил ее взвизгнуть. Для Мишки этот хлопок тоже был неожиданным, но ему удалось сдержать себя в руках.
-Мишка, мне страшно! - закричала девушка, но голос ее утонул в приливе ветра. Парень уже выключил видеозапись на втором хлопке, потому что понял, что если теперь им помедлить со спуском на твердую землю, то хорошо день точно не закончится.
-Женя! Женечка! - Мишка медленно, на корточках подобрался к девушке. Разговаривать мешали порывы ветра, и постоянно преследовавшее чувство, будто телебашня качается. Добравшись в три шага до подруги, Мишка заглянул в ее глаза и на мгновение увидел там ужас. Давно он не видел ужаса в глазах своей любимой, давно он не видел, как эта девушка, с твердым и энергичным характером, впадает в подобную панику. Она сидела, рухнув на ноги, будто безжизненная, безвольная кукла - настолько неестественной была ее поза. И плакала.
-Женя. Ты элеваторы помнишь? Мы там, на крыше были, в мае, ну вспомни!
Слова об Арзамасских элеваторах отвлекли девушку, и она утвердительно кивнула, она вспомнила. Элеваторы, с их шестидесятиметровой высотой, никогда не вызывали страха у девушки. Но эта телебашня… И то, что они увидели…
Мишка сел рядом и крепко схватил девушку за руку. Его пальцы обняли ее ладонь меж костяшек. Мгновение растерянности, но в следующее мгновение девушка судорожно надавила кончиками сухих пальцев на его крепкую ладонь, и их руки замкнулись в прочнейший замок. Но страх перед огромной высотой и пожарами вокруг города все еще не покидал Женю, а взрывы все еще продолжались, хоть и были это уже не раскаты, а незначительные, но очень резкие глухие хлопки.
-Помнишь, на элеваторах целовались? - спросил Мишка. Более подходящего к ситуации вопроса он просто не смог подобрать, потому что высота и на него тоже давила, и руки тоже дрожали. Но им нужно было спускаться, и нужно было сообщать куда угодно, обо всем, чему они стали свидетелями.
Он не стал дожидаться ответа и просто впился в бледные, обветренные губы. От этого ее будто деффибрилятором прострелило. Когда его губы отпрянули, к обоим пришло чувство реальности.
-Идти сможешь? - четко и спокойно проговаривая каждую букву, спросил Мишка. Этот ритм собственного голоса, и этот поцелуй, в нем самом вернул спокойствие на место.
Девушка успокоила дыхание и нервозно закивала головой.
-Ты заснял?
-Да.
-Давай камеру...
Парень снял с шеи широкую ленту ремня фотокамеры и передал аппарат девушке. Та посмотрела на запись стеклянными глазами, удостоверившись вообще в ее наличии, потом перевела взгляд на дым, заполонивший всю округу, настроила фотоаппарат на режим кадровой съемки с автосерийностью, и стала фотографировать все, что видит. В объектив попали все места возгораний, пожар на свалке, пожар на южной окраине, столб дыма на Тешинском направлении. Пока она занималась всеми этими фото, еще и ругала себя такими нецензурными изречениями, которых Мишка вообще от нее никогда не слышал. Переполненные совершенно разных, смешанных эмоций, они спустились на пару пролетов вниз. Сделать это, едва стоя на дрожащих в нервном напряжении ногах, при поднявшемся сильном порывистом ветре, притом, что каждый толчок пугает до ужаса, было крайне затруднительно. Ведь одно дело бояться качающейся стремянки, а другое - шайтанской вышки, трещащей по швам. Но здесь, двадцатью метрами ниже, страх будто бы был уже не таким жгучим. Ребята решили не спешить, фотографировать, записывать, а главное, отвыкать от высоты и не торопиться. Оба при этом себя чувствовали, чуть ли не аквалангистами, что проходят декомпрессию в долгие часы подъема с громадной глубины. Через пять минут они снова ступили на шаткую лестницу, и через полминуты спустились на еще один ярус. Мишка достал из рюкзака чай, он пришелся очень кстати после всей той бесотни, что случилась наверху.