Гермиона замечает состояние Баки – и его возросшую нервозность, и то, как резко он закрылся в себе после последнего сеанса. Она понимает, что подобралась слишком близко к чему-то, что беспокоит его особенно сильно. Но выбора нет – им придется идти до конца.
Он смотрит на нее почти умоляюще, когда она в очередной раз произносит «Легилименс». Этот взгляд разрывает ей сердце, но Гермиона не отступает.
Она оказывается в заснеженной глубинке, видит уютный загородный дом, слышит разговоры на незнакомом языке, мягкий смех, а следом – звон разбитого стекла. Уже через секунду спираль воспоминаний переносит ее внутрь помещения. Раздаются крики и пронзительный детский плач.
Все внутри Гермионы замирает от ужаса. В этот момент ее с такой силой вышвыривает в реальность, что она некоторое время не может осознать, где находится.
Баки бьет крупная дрожь. Он смотрит на нее – и не видит. Зрачки расширены настолько, что даже радужка не просматривается.
Гермиона ошарашена. Она не представляет, скольких усилий стоил ему этот ментальный щит, но прекрасно понимает, чем это чревато для его сознания.
У нее есть секунда для принятия решения. Сейчас не время сомневаться и думать о последствиях.
– Империо, – едва слышно шепчет Гермиона. По руке поднимается теплая волна, плавно втекающая в палочку, а затем и в разум Баки. – Позволь мне смотреть, не сопротивляйся.
И Барнс повинуется. Еще никогда ему не было так легко на душе, как сейчас. Гермиона надеется, что он не возненавидит ее за это.
Она прокручивает воспоминание к отправной точке. Снова слышит плач. Отрешенно наблюдает за тем, как Зимний солдат вонзает нож в грудь женщины и одним выверенным движением сворачивает шею мужчине. Затем направляется к колыбели.
Гермиона всхлипывает, когда видит двух новорожденных близнецов. В ушах набатом бьют слова: «убить всех и принести документы». Она уже знает, что будет дальше – Зимний солдат не может сопротивляться прямому приказу. Когда его металлическая рука тянется к ребенку, она невольно чувствует хрупкую шею своей ладонью. Оказывается, это так просто – отнять жизнь. Одно движение – и все кончено.
Гермиона не выдерживает и, впервые за время, проведенное в воспоминаниях Баки, отворачивается. Ей кажется, что таким образом она предает его, но смотреть на еще одну детскую смерть выше ее сил.
Завершив начатое, Зимний солдат пускает пулю в лоб еще дышащей женщине, находит нужные файлы – и убирается прочь.
Невероятным, нечеловеческим усилием воли Гермиона заставляет себя собраться. Нужно стереть код и как можно скорее закончить с этим воспоминанием. Она быстро проматывает все к началу, останавливается, как только в руках одного из военных мелькает красная папка со звездой. Некоторое время всматривается в глаза этого нелюдя – по-другому не назовешь, – отрешенно размышляет о том, хватит ли у нее сил вырвать его кадык вместе с позвонками, но потом спохватывается, одергивает себя, вызывает образ корзины и действует по уже доведенному до автоматизма сценарию.
Сознание возвращается к Баки медленно. Гермиону рвет в ванной – и это приносит ему странное, извращенное облегчение. Возможно, теперь она наконец поймет, что он не заслуживает ни ее помощи, ни заботы, ни даже присутствия рядом.
Баки уже знает, что она использовала на нем заклятие подчинения воли. Он не глуп, и прекрасно умеет анализировать свои реакции. Ему хочется разозлиться – ведь так проще, но ничего, кроме равнодушия, он не испытывает. В конце концов, одним приказом меньше, одним больше – какая разница.
Стерев уже привычную струйку крови под носом, он поднимается, набрасывает плед на плечи и выходит наружу. Ночью здесь водятся хищники – и если Баки повезет с ними встретиться, сопротивляться он не станет.
***
Гермиона находит его задолго после полуночи. Барнс горбится у дерева, и только клетчатый плед, небрежно наброшенный на спину, позволяет его обнаружить.
Она тихо присаживается рядом.
Он даже не смотрит в ее сторону, и Гермионе кажется, что это вполне заслуженная реакция на ее действия.
А он все пытается найти правдоподобную причину, которая объяснит, почему она до сих пор здесь.
Так они и молчат, смотря каждый в своем направлении, пока Гермиона не шмыгает носом. Это странным образом отрезвляет Баки, он сдергивает с себя плед и укутывает им плечи Гермионы.
– Я могу забрать это воспоминание, – неожиданно предлагает она хриплым от долгого молчания голосом. – Весь эпизод полностью, ты даже не вспомнишь.
Какое-то время он серьезно обдумывает ее предложение – оно кажется таким заманчивым. Но затем отрицательно качает головой.
– Помнить о них – это меньшее, что я могу сделать.
Гермиона понимающе кивает. Почему-то именно такого ответа она и ждала.
– Ты злишься на меня? – спрашивает она.
Баки бросает на нее недоуменный взгляд. Гермиона грустно улыбается.
Ему хочется спросить, что она чувствует к нему. Ненависть или отвращение? А может, то и другое вместе? Но Баки замолкает, едва открыв рот.
Безграничное сочувствие в ее глазах выбивает воздух из его легких.
Гермиона смаргивает слезы, тянет руку к его обветренной щеке, касаясь легко и почти невесомо. И четко, уверенно произносит:
– Ты. Не. Виноват.
Он до хруста стискивает челюсть. И призывает всю свою выдержку, чтобы совладать со шквалом противоречивых эмоций, бушующих внутри.
Гермиона настолько близко, что он может чувствовать тепло, исходящее от ее кожи.
Это почти больно – ощущать ее рядом и не сметь притронуться.
Когда он поднимается на ноги и протягивает ей руку, на лице Гермионы мелькает сожаление. Но она быстро себя одергивает и позволяет Баки увести их обоих в хижину.
========== Часть 5 ==========
Кошмары прошлого снова напоминают о себе – на этот раз круговерть из лиц Волдеморта, Беллатрикс, пожирателей и мертвых друзей разбавляет детский плач и навсегда замершие глаза-пуговки.
Гермиона захлебывается собственным криком – и в ту же секунду просыпается. Моргает, пытаясь вернуть четкость зрения, и почти не вздрагивает, когда видит Баки в дверном проеме.
Его грудь часто вздымается, в глазах – такая острая вина, что об нее можно порезаться.
Гермиона не знает, как заставить его понять. Что не он – виновник случившегося. Что нельзя хоронить себя заживо. Что ей небезразлична его судьба. И он сам – такой, как есть – небезразличен.
Кинуть бы эту правду ему в лицо, но голос не слушается. Поэтому она решает показать действиями то, что устала таить внутри.
Баки оторопело наблюдает за каждым движением Гермионы. Она направляется к нему медленно, но решительно.
Его тело натянуто словно струна, каждая мышца застывает в ожидании, он приказывает себе немедленно уйти, но не может сделать и шагу. Он не знает, что она сделает – и что он хочет, чтобы она сделала.
Гермиона обхватывает его тонкими руками и прижимается изо всех сил – отчаянно и обреченно. Мелко дрожит от напряжения – его слишком много для нее одной, – но не обращает внимания.
Баки впивается короткими ногтями в ладонь и запрещает себе даже дышать сейчас. Его контроль как никогда шаток.
Но Гермиона не собирается отступать. Она знает, что у Баки хватит сил сдержаться. А вот у нее – нет.
Он нужен ей сейчас, и плевать на любые аргументы против.
Гермиона приподнимается на носочках и целует уголок его сжатого рта. Он втягивает носом воздух, но не шевелится. Тогда она проводит кончиком языка по его губам – один раз, второй, третий.