Per Aspera Ad Astra
Я шагал сквозь потоки людей и машин,
Мимо, мимо, куда-то, не знаю, куда.
Мимо голых деревьев и пыльных витрин
Я шел вместе со всеми, но я был один –
Среди женщин усталых и хмурых мужчин
Шел по улицам в... никуда.
И скучно, и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
Желанья!.. Что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят – все лучшие годы.
Мне хотелось уйти в тишину и покой,
Мне упасть бы в траву и забыть обо всем.
Так и шел я куда-то и был сам не свой –
С растревоженным сердцем и смятой душой,
Я уйти порывался: я был здесь чужой
В этом городе, с детства родном.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Что случилось со мной, не могу я понять:
Мир привычность свою потерял.
Мне так нужно кому-то что-то сказать,
Мне так хочется чьи-то плечи обнять,
И я должен куда-то зачем-то бежать,
Чтоб найти то, что я не искал.
Всегда кипит и зреет что-нибудь
В моем уме. Желанья и тоска
Тревожат беспрестанно эту грудь.
Но что ж? Мне жизнь все как-то коротка...
А в этих стихах я чувствовал что-то,
Что томило мне сердце неясной тоской:
Словно где-то вдали близкий мне кто-то
Окликает меня и машет рукой.
Но в тумане так призрачны тел очертанья –
Кто зовет меня? Где он? Куда мне идти?
Я метался по клетке в тисках ожиданья
И не видел, где выход к началу пути.
Он пришел в темноте – я не видел лица,
Только слышал слова: «Просыпайся, идем!»
Я вошел вместе с ним в лабиринт без конца,
И во мраке пещер мы остались вдвоем.
Я коснулся стены: там журчала вода,
И тревожно забилось сердце в груди;
Я спросил у него: «Кто ты? Где мы? Куда?..»
Он ответил: «Узнаешь... Позже. Иди!»
Надо мною сомкнулись тяжелые своды,
Темнота навалилась и встала на горло.
Проходили минуты, а может быть годы,
А я все шагал – тяжело, но упорно.
Я про голод забыл и не чувствовал жажды,
Я не думал об отдыхе или о цели.
Идти было трудно, но не было страшно.
Лишь капли воды монотонно звенели...
В душном мраке я шел, натыкаясь на стены,
Расшибаясь до боли, до крови, до хруста;
Мышцы туго рвались, и лопались вены,
И во мне умирали мысли и чувства.
Силы скоро иссякли – я спотыкался,
Опирался на скользкие, мокрые стены,
Забирался наверх и куда-то срывался,
А порой ковылял в воде по колено.
Боль проснулась во мне, я почувствовал голод,
И сводили с ума темнота и молчанье.
Никого. Я один. Только темень и холод,
Пустота и усталость слепого блужданья.
Я подумал: «Конец», – и хотел было лечь,
Только вдруг в темноте блеснул огонек –
Слабый отблеск костра или восковых свеч –
Все равно: я теперь не так одинок.
Я бежал и кричал тем, кто был у костра –
Чьи-то тени мелькали и таяли там.
Но невидимый кто-то крикнул: «Пора!
Он дорогу найти должен сам. Только сам!»
Огонек подмигнул и исчез в вышине,
Темнота ухмыльнулась и стала сгущаться,
И колючий злой ветер подобрался ко мне –
Им никто не мешал со мной забавляться.
Я не смог удержаться – соленая влага
Обожгла мне лицо и оплавила руки:
Я не в силах продвинуться и на полшага,
И зачем мне вообще эти адские муки?!
И куда мне идти? И кого мне искать?
Пусть придет кто-нибудь и возьмет мою боль!..
Только скоро я понял: бесполезно кричать –
Здесь всегда было так: только сам, сам с собой.
Навсегда. Навсегда. Во всех лицах един.
Никого. Никогда. Сам себе господин.
Сам себе царь и бог. Сам себе враг и друг.
Здесь всегда было так: нет ни встреч, ни разлук.
И открылось мне вдруг, что всему есть предел:
Одиночеству, боли, страху – всему.
Я был очень спокоен. Очень собран и смел.
Я без чувств и без мыслей шагнул – почему?
Я шагнул в этот мрак, где я чувствовал бездну,
Не зажмурившись даже, не живой, а железный...
Мир стал выпукло-резок: небо и звезды –
Крупный жемчуг в шкатулке Господа Бога,
Виноградин небесных спелые гроздья,
Путевые огни там, где Небо – Дорога.
Ничего. Никому. Никогда.
Не удастся мне объяснить.
Я ушел навсегда в никуда,
И нельзя ничего изменить.
Вспыхнул жарко, уйдя в бесконечность,
Растворился в морской воде,
Воплотился в тугую Вечность