Больную превосходно оперировал и вылечил крупный хирург Шарль Вальтер. Тем не менее ее здоровье остается подорванным надолго. Она до жалости худа, не может стоять прямо. Приступы лихорадочного состояния и боли в почках вынудили бы всякую другую женщину вести образ жизни инвалида.
Как загнанный зверь, она прячется от преследующих ее физических болей и людской низости. Сестра сняла для нее на имя Длусской дом в Брюнуа, под Парижем. Больная Мари живет там недолго, а затем на все мрачное время своего лечения поселяется в То-ноне инкогнито. Летом близкий друг миссис Айртон устраивает ее у себя в тихой вилле на английском морском берегу. Там ее встретили заботы и участие.
Как раз в ту пору, когда Мари особенно мрачно смотрела на свое будущее, она получает неожиданное предложение, оживившее и вместе с тем смутившее ее.
Царизм, потрясенный революцией 1905 года, пошел в России на некоторые уступки в отношении свободы мысли, даже Варшава избавилась от строгих ограничений. Одно сравнительно независимое и очень деятельное научное общество еще в 1911 году избрало Мари своим «почетным членом». Несколько месяцев спустя интеллигентные круги задумывают большое начинание — создать в Варшаве лабораторию для изучения радиоактивности, предложить руководство ею мадам Кюри и таким образом вернуть навсегда в свое отечество первую в мире ученую.
В мае 1912 года к Мари явилась делегация польских профессоров, и среди них — писатель Генрих Сенкевич, самый известный, самый популярный человек в Польше; не будучи знаком с Мари лично, он обращается к ней с призывом, где фразы, проникнутые глубоким уважением, соединяются с патетическими обращениями на «ты».
«Глубокоуважаемая пани, соблаговолите перенести вашу блестящую деятельность в нашу страну и в нашу столицу. Вам известны причины, в силу которых наша наука пришла за последнее время в упадок. Мы теряем веру в наши умственные способности, мы падаем во мнении врагов, и мы теряем надежду на наше будущее…
…Наш народ восхищается тобой, но он хотел бы видеть, что ты работаешь у себя в родной стране. Это пламенное желание всего народа. Имея тебя в Варшаве, мы почувствуем себя сильнее, мы вновь поднимем свои головы, склоненные под гнетом стольких бедствий. Да будет услышана наша просьба. Не отталкивай рук, протянутых к тебе».
Для человека менее совестливого — какой это удобный случай уехать из Парижа с блеском, повернуться спиной к клевете и злобе!
Но Мари никогда не следовала советам затаенной обиды. Она мучительно и честно обдумывает, на чьей стороне ее долг. Мысль вернуться к себе на родину и влечет ее и пугает. В том физическом состоянии, в каком находилась эта женщина, всякое решение страшит. Но было и другое обстоятельство: постройка лаборатории, которой добивались супруги Кюри, была решена. Бежать из Парижа значило превратить в ничто эту надежду, убить великую мечту.
Как раз в ту пору, когда Мари чувствовала себя негодной ни к чему, ей приходилось раздираться надвое между двумя предназначениями, исключавшими друг друга. После тоскливых колебаний она с душевной болью шлет в Варшаву свой отказ.
Мари, однако, не отказывается руководить издалека новой лабораторией под контролем своих двух лучших ассистентов-поляков, Даниша и Вертенштейна.
В 1913 году Мари, еще больная, едет в Варшаву на открытие здания, построенного для исследований радиоактивности. Русские власти делают вид, что не знают о ее приезде: ни одно официальное лицо не принимает участия в торжественных чествованиях Мари. Прием в родной земле не стал от этого менее бурным. Первый раз в своей жизни Мари делает научный доклад на польском языке в битком набитом зале.
«Прежде чем уехать, я стараюсь здесь оказать возможно больше услуг для пользы дела, — пишет она одному из своих коллег в Париже. — В среду я делала публичный доклад. Кроме того, я была и еще буду на разных собраниях. Я встретилась с хорошими намерениями и надо извлечь из них пользу. Эта несчастная страна, изуродованная варварской, нелепой властью, делает очень много для того, чтобы отстоять свою собственную нравственную и умственную жизнь. Возможно, что настанет день, когда угнетению придется отступить, а до этих пор надо продержаться. Но что это за жизнь! В каких условиях!