Мои планы на будущее самые скромные: мечтаю иметь свой угол и жить там вместе с папой. Бедняжка папа очень нуждается во мне, ему хотелось бы видеть меня дома, и он томится без меня. Я же отдала бы половину жизни за то, чтобы вернуть себе независимость и иметь свой угол.
Если окажется возможным, я расстанусь со Щуками, что, впрочем, может произойти только через некоторое время, тогда я обоснуюсь в Варшаве, возьму место учительницы в каком-нибудь пансионе, а дополнительные средства буду зарабатывать частными уроками. Вот все, чего желаю. Жизнь не стоит того, чтобы так много заботиться о ней».
24 февраля 1888 года Маня пишет Броне:
«Я потрясена романом Ожешко «Над Неманом». Эта книга преследует меня, я не знаю, как мне быть. В ней все наши мечты, все страстные беседы, от которых пылали наши щеки. Я плакала так, как плакала в три года. Отчего, отчего рассеялись эти мечты? Я льстила себя надеждой трудиться для народа, вместе с ним, и что же? Я еле-еле выучила читать какой-нибудь десяток деревенских ребятишек. А пробудить в них сознание самих себя, их роли в обществе, об этом не могло быть и речи. Ах, боже мой! Как это тяжело… Я чувствую себя такой ничтожной, такой пошлой. И когда вдруг нечто совершенно неожиданное, как чтение этого романа, вырывает меня из удушливого существования, я так страдаю».
Маня — Юзефу, 18 марта 1888 года:
«Милый Юзик, наклеиваю на это письмо последнюю, оставшуюся у меня марку, а так как у меня нет буквально ни копейки (да, ни одной!), то, вероятно, я вам не напишу до пасхальных праздников, разве что какая-нибудь марка случайно попадет мне в руки.
Цель моего письма поздравить тебя с днем ангела, но если я запаздываю, то, поверь мне, что это вызвано только отсутствием у меня денег и марок, а просить их у других я еще не выучилась.
Милый мой Юзик, если бы ты только знал, как я мечтаю, как мне хочется приехать на несколько дней в Варшаву! Я уже не говорю о моих совершенно износившихся и требующих поправки нарядах… Но износилась и моя душа. Ах, только бы избавиться на несколько дней от этой холодной, знобящей атмосферы, от критики, от необходимости все время следить за тем, что говоришь, за выражением своего лица и за своими жестами: мне нужен этот отдых, как купание в знойный день. Да есть много и других причин желать перемены моего местопребывания.
Броня не пишет мне уже давно. Наверно, и у нее нет марки. Если ты можешь пожертвовать одной маркой для меня, то напиши, пожалуйста. Только пиши подробно и обстоятельно обо всем, что делается у нас в доме, а то в письмах папы и Эли одни жалобы, и я спрашиваю себя, все ли действительно так плохо, я мучусь, и эти волнения за них присоединяются к целому ряду моих здешних неприятностей, о которых я могла бы рассказать тебе, но не хочу. Если бы не мысль о Броне, я бы немедленно ушла от З., несмотря на такую хорошую оплату, и стала бы искать другого места…»
Глава VII
Побег
Прошло три года с того времени, как Мария стала домашней учительницей. Три года однообразного существования: тяжелого труда, безденежья, редких радостей и многих огорчений. Но вот едва заметные толчки с разных сторон всколыхивают трагический застой в жизни девушки. Казалось бы, совсем незначительные события в Париже, Варшаве и в самих Щуках перетасовывают карты в той игре, от которой зависит и судьба Мани.
Старик Склодовский, уйдя в отставку с казенной службы, стал искать доходного места. Ему хочется помочь своим дочерям. В апреле 1888 года он получает трудную и неблагодарную должность директора исправительного приюта для малолетних преступников. Дух заведения, все окружающие неприятны. Но здесь сравнительно высокое жалованье, благодаря которому этот Прекрасный человек берет на себя всю ежемесячную посылку денег Броне для продолжения ее учения.
Броня сообщает об этом прежде всего Мане и просит не высылать ей больше денег. Во-вторых, Броня просит отца удерживать из сорока рублей, определенных ей отцом, восемь, чтобы мало-помалу возместить полученное от младшей сестры. С этого времени капитал Мани, равнявшийся нулю, начинает возрастать.
В письмах парижской студентки есть и другие новости. Она работает. С успехом держит экзамены и влюблена! Влюблена в поляка Казимира Длусского, товарища по медицинскому факультету, замечательного по своему обаянию и душевным качествам; одно в нем портит дело: ему запрещен въезд в Польшу под страхом высылки на поселение.
В 1889 году наступает конец пребыванию Мани в Щуках. После праздника Иоанна Богослова она будет не нужна семейству З. Она уже имеет в виду место домашней учительницы в семействе Ф., крупных заводчиков, живущих в Варшаве. Наконец-то будет перемена, перемена, которой так сильно желала Маня!