— Теперь я понимаю, почему ты себя так странно вел в пятницу, — заметил Перегрин.
— Теперь, конечно, понимаешь. В пятницу, — обратился Джереми к Аллейну, — Перегрин сообщил мне, что Кондукис продал или почти продал перчатку частному коллекционеру из Америки.
Джереми встал и принялся с рассеянным видом прохаживаться по кабинету. Аллейн подпер подбородок рукой, Фокс поглядывал на присутствующих поверх очков, Перегрин ерошил волосы.
— Ты, должно быть, совсем потерял голову, — сказал Перегрин.
— Называй это как хочешь. Я отлично понимаю, что я совершил. Получается, что я как бы украл перчатку.
— Как бы? — повторил Аллейн. — Никаких «как бы» в данном случае быть не может. Вы фактически украли перчатку. Если я правильно вас понял, вы решили держать оригинал у себя, а коллекционер пусть тратит целое состояние на подделку.
Джереми взмахнул руками.
— Я не знаю, я еще ничего не решил.
— Вы не знаете, что вы намеревались сделать с перчаткой Гамнета Шекспира?
— Именно. Если бы не случился этот дикий ужас с Джоббинсом и мальчиком, я стал бы ответственным за передачу реликвий в руки владельца, и я не знаю, что бы я сделал. Наверное, я принес бы перчатку Гамнета с собой. Но заменил бы я ее?.. Думаю, заменил бы… Я просто не знаю.
— Вы всерьез предполагали иную линию поведения? Предположим, вы оставили оригинал у себя, и что тогда? Тряслись бы над ним всю оставшуюся жизнь?
— НЕТ! — закричал Джереми. — Нет! Только не это, такого бы я никогда не сделал. Я бы выждал немного, посмотрел бы, как повернутся события, а потом… потом…
— Вы понимаете, что если бы покупатель получил вашу копию, то какой бы замечательной она ни была, опытный эксперт немедленно обнаружил бы подделку.
— Любопытно, что бы в этом случае стал делать всемогущий Кондукис, — вдруг усмехнулся Джереми. — Вернул деньги или уперся бы: мол, продал оригинал, чему есть многочисленные авторитетные свидетельства.
— Сейчас важнее выяснить, что стали бы делать вы.
— Я сказал: не знаю. Положился бы на авось, действовал бы по обстоятельствам… Л может, инсценировать кражу с целью выкупа? Позвонить Кондукису и сказать, изменив голос, что, если он поклянется оставить перчатку в Англии, ему ее вернут. И тогда пусть Кондукис делает с ней что хочет.
— Он поклянется, заберет перчатку и продаст, — усмехнулся Перегрин. — У тебя точно с головой плохо.
— Где находится ваш банковский сейф? — спросил Аллейн.
Оказалось, неподалеку от их дома.
— Скажите, — продолжал Аллейн, — как я могу проверить, что вы рассказали нам правду? В конце концов, вы пустились в откровения только после того, как я обнаружил подделку. Откуда мне знать, что вы не собирались загнать перчатку какому-нибудь проходимцу на черном рынке? Вы знаете, что такой рынок, где втайне торгуют историческими сокровищами, существует?
— Да, — громко и отчетливо произнес Джереми. — Отлично знаю.
— Ради бога, Джер, заткнись. Заткнись.
— Прочему я должен заткнуться? Не только я слышал о миссис Констанции Гузман, кое-кто из актеров тоже.
— Миссис Констанция Гузман? — переспросил Аллейн.
— Слегка чокнутая миллионерша, которая гоняется за антиквариатом по всему миру.
— Вот как?
— Гарри Гроув много чего о ней знает. А также, — с вызовом добавил Джереми, — Марко и Чарли Рэндом.
— И что же вам о ней известно?
— Если верить Гарри, — начал Джереми возбужденным тоном, в котором проскальзывала недоверчивая ирония, — она с распростертыми объятиями принимала Марко, когда он целый сезон блистал в Нью-Йорке три года назад. Гарри был тому свидетелем. Вроде бы эта миссис Гузман, дама пятидесяти пяти лет, страшная как смертный грех и жутко напористая, влюбилась в Марко до безумия. Буквально до безумия. Она обладательница известной коллекции картин и других предметов искусства. Так вот, она устроила роскошный прием, роскошный даже для нее, и, когда все стали расходиться, задержала Марко. Видимо, желая его завоевать, она потащила Марко к себе в комнату, сказав, что хочет показать ему сокровища, которые никогда никому до сих пор не показывала.
Джереми умолк. Уголок рта Аллейна дернулся, а правая бровь поползла вверх. Фокс откашлялся. Перегрин устало произнес: «Ну конечно».
— Я говорю о настоящих сокровищах, — с достоинством продолжал Джереми, — в буквальном и точном смысле слова. Заперев двери, миссис Гузман показала Маркусу Найту ювелирные изделия, табакерки, редкие книги, изделия Фаберже, и все на сто процентов подлинное. Каждая вещь коллекционная. Она призналась, что все это хозяйство куплено на подпольном интернациональном черном рынке. Многие из вещей были в свое время украдены. Ее агенты шныряют по всей Европе и Дальнему Востоку. Она держит эти вещи только для того, чтобы тайком любоваться ими, а Марко показала их затем, чтобы привязать его к себе. А потом она набросилась на него с совершенно откровенными намерениями. Она перла как танк, ему с трудом удалось улизнуть, по крайней мере, он так говорит, хотя страху натерпелся. Тогда они с Гарри приятельствовали, и однажды за рюмкой он рассказал Гарри об этом приключении.
— А когда и кто рассказал вам?
— Вспомнил! — воскликнул Перегрин. — Это было в тот день, когда я рассказывал актерам о перчатке!
— Точно. Гарри сказал тогда, что миссис Констанции Гузман необходимо сообщить о находке, и метнул взгляд, такой, как бы насмешливый, в сторону Маркуса, и тот побагровел. Вечером Гарри, Чарли Рэндом и я отправились в бар, где Гарри и поведал нам о происшествии с миссис Гузман. Должен сказать, что он страшно забавно передразнивал миссис Гузман: «Но я хотшу придадлежать вам. Я джаджу быть в вашей власти. Ах, деужели вы предадите меня. Ах, какой вы деотразимый мужтшина».
Перегрин раздраженно фыркнул.
— Да, — отозвался Джереми, — зная твое отношение к театральным сплетням, я не стал пересказывать тебе эту историю.
— Кто-нибудь еще в группе слышал ее? — спросил Аллейн.
— О да, уверен, — ответил Джереми.
— Несомненно, Гарри рассказал Дестини, — заметил Перегрин к явному огорчению Джереми. — Да, рассказал, на какой-нибудь вечеринке.
— Вам придется пойти в банк в сопровождении офицеров полиции, взять перчатку и передать ее им. От вас также потребуется подробное письменное заявление. Сейчас я не могу сказать, будет ли вам предъявлено обвинение. На мой взгляд, ваши поступки граничат с безумием. Формально, но вашему собственному признанию, вы совершили кражу.
Джереми, побледнев так, что веснушки на его лице стали похожи на коричневые конфетти, повернулся к Перегрину и пробормотал еле слышно:
— Мне было так плохо. Я хотел отвлечься. Я был жутко несчастен.
Он направился к двери. Фокс, двигавшийся весьма проворно, несмотря на свой рост и габариты, опередил его.
— Минутку, сэр, будьте добры подождать, — мягко произнес он.
— Все в порядке, Фокс, — сказал Аллейн. — Мистер Джонс, я вас прошу отправиться сейчас в банк, там вас встретят двое наших людей, возьмите перчатку и поезжайте с ней и сопровождающими в Скотленд-ярд. На сегодня все. До свидания.
Джереми быстро вышел. Они слышали, как он пересек фойе и сбежал вниз по лестнице.
— Вы не могли бы немного задержаться, Джей? — сказал Аллейн. — Фокс, предупредите коллег, пожалуйста.
Фокс подошел к телефону и забубнил в трубку, переговариваясь со Скотленд-ярдом.
— Этот молодой дуралей — ваш близкий друг? — спросил суперинтендант.
— Да. Мистер Аллейн, я понимаю, что мои слова для вас мало что значат, но я хотел бы сказать вам одну вещь, если можно.
— Конечно, почему бы нет?
— Что ж, спасибо, — немного удивленно поблагодарил Перегрин. — На самом деле две вещи. Во-первых: из того, что Джереми наговорил вам, следует, что у него не было никакого мотива для ограбления сейфа. Верно?
— Если все, что он сказал, правда, то мотива действительно не было. Если же он признал лишь то, что и так вот-вот должно было проясниться, и скрыл все остальное, то мотив легко вообразить. Между прочим, мотивы — вещь в полицейской работе вторичная. Сначала нужно подобрать факты, которые бы не противоречили друг другу. Каково ваше второе соображение?