Оставалось сто метров. Навстречу бросился маленький скрюченный силуэт, ветер доносил отголоски его звонкого задорного смеха. Аббас не сразу понял, в чём дело. Мальчик, чаще опираясь на две деревяшки, ковылял всё быстрее, утирая с глаз слезы радости и нестерпимой боли.
Детский смех катился волной в раскалённых потоках воздуха безжизненной пустыни, чем ближе он становился, тем больше приходил в себя старший брат. Сознание прояснялось, рисуя образы воспоминаний. Хаус охватил душу раскатами детского смеха. Брат бежал к нему, а он шёл убивать, его и других таких же, как он, знакомых и не знакомых, живых, настоящих, чувствующих. Первобытный ужас охватил Аббаса. Жизнь, ускоренной перемоткой пробежалась по сознанию, оживляя потухшие краски. Картинки воспоминаний мелькали яркими созвездиями образов. Вспомнил лицо отца, вспомнил, как тот в детстве учил не бояться монстров, а когда его не стало, он говорил младшему брату, те же слова…
Хамит… из глаза потоком хлынули слёзы.
– Я был не прав, – шепнул парень в пустоту, – монстры существуют, но не там где мы их ищем.
Сорвав пояс, швырнул его в сторону, рванул к мальчику. Аббас успел лишь обнять его. Оглушительный взрыв раздался за спиной, разнося во все стороны металлическую начинку.
– Бойся монстров, они живут внутри нас… – теряя сознание, прошептал старший брат.
ПЕРУНОВ ЦВЕТ
Опавшие иглы вперемежку с прошлогодней листвой больно впивались в босые ступни. Раскидистый сосновый молодняк бил в лицо. Медлить было нельзя. Петр ждал этого момента четыре года.
Он гнался за ним, но тот ускользал. То, скрывался в травах, то цеплялся за ветки деревьев. Но потом осел, будто наигрался. Упал зерном в плодородную лесную почву, прорастая, так быстро, что не верилось собственным глазам, замер, вспыхнул, маня языками горящего угля. Петр не решался подойти, боясь спугнуть чудо. Огненные лепестки с треском разверзлись, вспышкой зарницы осветив всё вокруг.
– Зачем? – Манящее сопрано затмило звуки леса.
– Этот вопрос и я задаю себе, но ответа нет. – Парень виновато опустил голову.
– Тогда, к чему путь, если не известна цель?
– Я просто хочу знать.
– Знать или хочу?
– А разве это не одно и то же?
– Нельзя желать без цели, просто по тому, что хочешь, а знаний слишком много что бы уместиться в один сосуд.
– Но я хочу!
– Спроси себя чего и сам найдешь ответы.
– Всё казалось таким простым, а теперь, я даже не знаю того, в чём был уверен. – Задыхаясь от лихорадочной погони, шептал парень.
– Зачем ты пришёл сюда?
– Я думал, что получу силу света, обрету магию, стану…
– Тебя охватило тщеславие, затмив ум, овладев телом, вело к цели. Но, твоя ли это цель?
– Я не знаю. Уже ничего не знаю.
– Отпусти мысли, омойся водами источника, он откроет тебе скрижали твоего мира.
Парень опустился на колени, склонившись у ручья. Омочив руки, умыл запачканное лицо.
– Вода странная, даже с рук не сходит грязь.
– Вода очищает, но не всё способна унести, растворив в себе.
– Это магия?
– Обличающая истину. Взгляни.
Парень припал к источнику, вглядываясь в мутное отражение. Грустно улыбнулся сам себе.
– Теперь я вижу…
Встав, он побрел прочь, робко наблюдая сквозь зеркало, как под первыми лучами Венеры угасает цветок папоротника.
– Ты мог жить в моем сердце, но выбрал смерть.
– А разве можно назвать клетку жизнью? – Шепнул последний лепесток, растворяясь в траве.
Босой, светловолосый парень в рваных джинсах с подворотами, не получил желаемого, так как сам не знал чего желать. Но нашел главный клад жизни, в Большую Купалу Петр обрёл себя.
КАТЕНЬКА
Блики солнечных зайчиков пробивались через густую зелень величавых берёз, под симфонию ветра, переливами играли на зернистом асфальте. Потоками, меняя узоры мозаики света, он гнал одинокую путницу вдоль лесополосы, прямой отрезавшей желтоголовое поле от дороги. Тёплый, ласкающий кожу дыханием прохлады, ветер обдувал спину, в борьбе с беспощадным солнцем, унося нисходящие потоки влаги ввысь – размывая горизонт. Но всё же проиграл.
К полудню асфальт запылал печным жаром. Через потёртую подошву сапог чувствовалась недвижимая россыпь, раскалённых каменей. Воздух нагревался, дыша огненными потоками, ветер, обжигая трепал лёгкое ситцевое платье, играя в узорах ткани. Солнце оставляло вязанные спицами узоры на плечах.
Но она не сдавалась, уверенным шагом отсчитывала метр, за метром оставляя позади гул города, суету моторов, а главное людей. Они были её триерами, сотни лиц сливались в жуткие воспоминания, вызывая рвущийся из души крик, плавно перерастающий в беззаботный хохот, позволяющий сбежать от мира в тишину сознания.