— Паша, ты достал со своими рейтингами. Ей Богу. Навести надо порядок, Ваня распустил их всех, сдал под конец.
— Роман Буянович, мы же с вами взрослые люди. Вы знаете, о ком я говорю тоже. Фросю я может и уговорю. А семья не готова. Я вам уже объяснял. Им надо разморозить активы, эта вся катавасия затянулась и все хотят обкэш и ездить как раньше, не в Крым. У всех дети, бизнес.
— Дети, бизнес бля. А у меня штыки, ты понимаешь?
— Роман Буянович, ну какие штыки? Послушайте. Им же похер, куда бежать, штыкам этим вашим. Их народ презирает. Они ещё во времена Иван Иваныча распоясались. А теперь им что мешает? Будет разбой и месиво.
— Молчите? Ну смотрите, план такой. Мы ставим Погладина, он презентует наши интересы. Вы остаетесь при своих и мы как минимум ещё лет пять работаем без геморроя.
— Никитенко, когда тебя в первый раз вышибли из Правительства, я тогда подумал, что ты бесхребетный навозный жук. Знаешь, что я сейчас думаю? Молчишь? Ну слушай. Я думаю, что они там зажрались в своей семейке, они там все в своём говне перемазались и потеряли ориентиры. Неженки чертовы. А ты и есть тот самый навозный жук, что тащит их говно дальше. Только отрастил себе хребет немного. Но он тебе не поможет. Я возьму наступлю на жука и все, баста.
— Зря вы так, Роман..
— Я с тобой разговаривать больше не намерен. Ты меня понял.
— Пал Григорич, звали?
— Звал. Принеси мне чаю с мёдом. Орешки там ещё эти у тебя были вкусные. И зови Капустина. План Ц
***
— Все по местам! Встать с кроватей. Канальный, в комнату для переговоров.
— Какую комнату?
— Переговоров. Быстрее.
— Угу. Иду. Торопите так, товарищ начальник, что случилось?
— Быстрее я сказал. Без разговоров
— Угу. Как без разговоров, раз я в комнату для переговоров иду.
— Канальный, молчать.
— Молчу.
— Павел Григорьевич, осуждённый Канальный по вашему требованию.
— Да-да, спасибо. Здравствуйте, Андрей, садитесь.
— Здравствуйте-здравствуйте! Какие люди. Я даже не подготовился, вы уж меня простите. У меня тут из гардероба не много вещей.
— Вижу, вы духом не падаете.
— А чего мне падать? Я уже на дне, да и новость какая хорошая, одним подонком меньше стало. Вы слышали же?
— Андрюша, давайте без этого, я по делу. Вы садитесь.
— Так и вы садитесь, Пал Григорич.
— Да, давайте вместе сядем и поговорим, как взрослые люди.
— Давайте. Я вас слушаю. С чем пожаловали?
— Новости вы читаете, это хорошо..
— Я их не читаю, я слушаю, по вашему в том числе указанию. Первый канал наше всё.
— Да-да. Так вот вопрос вот в чем. Я перейду сразу к делу. Мы готовы рассмотреть возможность вашего освобождения при новых обстоятельствах, но нам нужны некоторые гарантии.
— Вот те на. А как же все уголовные дела против меня? А доказательная база? Как же вы все это измените?
— Андрей, хватит ехидничать. Я вам говорю, что готов обсуждать ваше освобождение, но мне нужны гарантии, что вы не будете совершать глупостей и примите определенную можешь поведения.
— Какую же такую модель?
— Вы понимаете, конечно, что к власти вас никто не допустит, вы неудобный человек, Андрей, а у власти находятся только удобные люди. Поэтому если вы хотите жить и жить на воле, то вы примите роль умеренной оппозиции.
— Умеренной оппозиции. Хм. Это как?
— Вы не будете более заниматься активными расследованиями, мы сами будем вам давать информацию. У вас будут люди, пусть, но ваша доля голосов до 12 %. Понимаете?
— А почему не до 13 %?
— Потому что до 12 — расчетное число. Какая разница? Главное, что вы будете новым оппозиционным блоком, но умеренным, без перекосов и переворотов, мы дадим вам целых 12 % голосов и вы сможете влиять на часть вопросов. Мы все хотим изменить ситуацию сейчас, но и удержаться от резких движений. Вы понимаете? Почему молчите? Это лучшее предложение, которое вы можете получить. Поверьте мне, 12 % — это максимум, изначально было 5.
— Пять?
— Да… ну? Что скажете?
— Скажу, Пал Григорич, что это не по закону.
— В смысле не по закону? Сколько голосов вы хотите?
— Не, я не об этом. Вы вор. Вы и я, мы это оба знаем. У вас в планах обкэш и гарантии на западе замаячили.
— Андрей, я попрошу..
— И я попрошу, Пал Григорич. Вы вор. И все ваши друзья, которые делают мне такое щедрое предложение, тоже воры. Воры и жулики. Вы даже подумать не можете, что дела могут делаться честно, что бывает ещё воля народа. А может, вы, кстати, и подозреваете как раз о воле народа и поэтому пытаетесь меня на корню сломить, обезопасить. Но вы как будто не знаете, что я договариваться с подонками не буду.