– Откуда, Толя? – поражённо восклицал физрук.
– Тренировался, – смущенно отворачивался Анатолий.
Его самостоятельные и клубные занятия спортом ничуть не мешали учёбе – и в пятом и в шестом классе он уже был отличником по всем предметам, кроме музыки:
– Толя, – сокрушённо вздыхала учительница, – Ты во время концерта хора лучше не пой, а просто открывай рот или шепчи слова песни про себя, у тебя получается какой-то кошачий рёв…
Но Анатолий так не мог, он предпочёл смотреть на выступление хора своего класса из зала и хлопал громче всех.
***
– Я поражаюсь такому упорству, – говорила классная руководительница родителям Рысакова. – Может быть, это и упрямство, но оно до такой степени бескорыстно, что совершенно лишено всякой жалости к себе…
– Это хорошо? – спрашивала мама, прижимая руки к груди, – Или это плохо?
– Сложно ему будет в жизни, с его принципиальностью и нежеланием обходить препятствия… с другой стороны – это целеустремлённость, которая есть не у каждого взрослого.
***
А Понч продолжал учиться и «лететь» вперёд, не вдаваясь в подробности особенностей собственной психологии. И его это устраивало, он даже о своём странном облике забыл, как не замечали эти «странности» его одноклассники.
В октябре уже восьмого класса в школе во время уроков случился пожар – не смотря на то, что здание школы было кирпичным, внутренние перегородки представляли из себя гипсово- деревянные стены, а пол везде сплошь был деревянный, пропитанный многолетними слоями краски. Он даже не то чтобы горел, а быстро тлел, подобно теннисному шарику, выделяя огромное количество дыма, который заполнял помещения мгновенно.
Все классы побежали к выходам, кто чем закрывая рты и носы. Некоторые падали, другие школьники их поднимали и попарно тащили. Слышались строгие оклики учителей и старшеклассников, пробивающиеся сквозь шипение плавящегося пола, но не было никакой паники.
Понч и учитель бежали последними из своего класса, подгоняя отстающих, которые уставали бежать сквозь дым и начинали идти. Наконец, он схватил кого-то, сам не видя кого, на руки, крикнул ребятам, чтобы ждали всех. Многие остановились, развернувшись, тоже кого-то потащили на себе. Вышли без потерь.
– 8а весь? – взволнованно спросил ловивший учеников у центрального входа физрук.
– Мы все, – кашляя, ответили ему.
– Хорошо, вон там стройтесь, – Махнув рукой, он отвернулся к школе.
Пошли строиться, но вдруг одна девочка воскликнула:
– Смотрите! Вон там, на первом этаже! – все развернулись. – Вон там, она показала.
В одном из кабинетов кто-то изнутри открывал окно, дёргал фрамугу, но ему мешала краска, склеившая рамы окна между собой.
– Виталий Николаич! – заорал Понч и бросился к окну. Хорь метнулся за ним, следом ещё кто-то. – Подсадите! – бросил Рысаков ребятам, и те, забыв о его габаритах, подкинули почти до самого окна, за которым назад, в дым метнулись тени…
Анатолий сначала кулаком, а потом ногой вышиб раму с присохшей краской и кошкой заскочил на подоконник:
– Кто здесь? – крикнул он в дым.
– «Первфый „а“, кхе-кхе»… – ответили ему. – Нас много, 32, многие лежат на полу.
– Сейчас! – Понч спрыгнул вовнутрь, на подоконник с улицы залез Вовка Хорьков:
– Понч, стой! – он тоже спрыгнул в класс и схватил Анатолия за пиджак, – Я не смогу пересадить их на улицу. Всех – точно нет, но я могу их до окна довести, – он указал на марлевую маску, которую единственный догадался намочить меловой водой из ведра.
– Давай! – Рысаков в охапку взял первую пару попавшихся первоклассников и потащил к окошку. Перекинул сначала, одного, потом второго, – Ловите!
– Ловим! – ответили снизу.
Хорь притащил еще двоих. Понч сел на подоконник верхом, левой ногой зацепившись за батарею… и подавал приведённых и принесенных ему Вовкой и учительницей детей.
– Всех считайте! – говорил внизу физрук, – Сколько всего, Толя?
– Тридцать два и учительница, и Хорьков.
– Ясно… Несите их к забору, на траву, к забору. Пусть сидят, дышат.
– Я всё… не могу… – Вовка, шатаясь подвел за руку одну девочку. Рысаков передал вниз сначала её, потом Вовку: