– Сколько еще? – спросил.
– Троих не хватает. И учительница… – Понч побежал в дым…
Трое учеников с учителем спрятались под партой первого ряда, он выволок их – двое могли стоять и пошли, схватив Анатолия за карманы брюк. Третью он нес в руках.
– Идите, я подожду… – сказала учительница…
Так же, как остальных, он перекатил учеников во двор, снова ушёл в дым…
– Сейчас я… сама… – сказала учительница, но он даже слушать её не стал, как первоклассника схватил на руки и понёс, передал в низ, а потом слез сам, дёрнув за собой фрамугу окна.
Его слегка пошатывало, сильно слезились глаза и немели кончики пальцев.
– Его тоже на траву! – распорядился Виталий Николаевич, – Молодец, Толя!
Приехало три пожарных расчета и четыре машины скорой. К сидящему Рысакову подошла какая-то маленькая девочка из его класса, сейчас он даже не смог вспомнить, как её зовут, наклонилась и протянула намоченный носовой платок:
– Спасибо, Пончик, – ласково сказала она, – На, лицо вытри.
***
В конце восьмого класса все вдруг заметили, что Анатолий изменился. Он совершенно перестал казаться «толстым» или даже «полноватым», перестал быть другим, став просто своим – необычным и естественным «Пончем»…
То, чего не купишь
В толпе людей, посреди Невского проспекта я резко остановился. Люди культурно меня обходили, некоторые извинялись, а я не сразу понял, что же меня остановило. Такого чувства я прежде не испытывал, я даже не предполагал, что оно существует: одновременно похожее и на запах, и на вкус, и на цвет. Еще оно было похоже на чувство какого-то узнавания и немного кружило голову.
Я поднял глаза. Рядом, шагах в десяти, остановился другой человек, при виде которого всё моё существо как-то подобралось, окружающее вообще перестало иметь хоть малейший смысл: пропали звуки, цвета, словно весь мир сместился в один небольшой силуэт впереди, зависший в неожиданной пустоте.
В то время, как он оборачивался, я медленно и с опаской стал подходить, пока мы не оказались лицом к лицу.
Это была девушка в длинном светло-зелёном пальто с неизменным питерским шарфиком с котиками. Мы встали слишком близко, так как тоже успела сделать шаг вперёд. Она казалась небольшой и миниатюрно-хрупкой, хотя я точно видел, что это совершенно не так. Под определённым углом зрения она переливалась перламутром и превращалась в нечто необычайно прекрасное..
– Я думала, что таких как я больше нет… – в каком-то полусне пробормотала она и поднесла ладонь к моему лицу, – Сними… – я кивнул и снял очки.
– А у тебя глаза – самые обычные, – невпопад ответил и ощутил, что смущён.
– Это линзы, – она дотронулась другой рукой до своей щеки, и всё-таки прикоснулась ко мне, – Откуда ты взялся?
– Прилетел в гости, – пожал я плечами и решил представиться, – Юрий…
– А по нашему как? Ты сам прилетел? – я усмехнулся:
– Юджин Лонг Ня… но это прозвище, скорее. А ты? Конечно на самолёте, – ответил я и на второй вопрос, надевая очки.
Она задумалась над чем-то своим, немного отодвигаясь, но хватая при этом меня за рукав, вероятно, чтобы я неожиданно не испарился, невпопад сказала, путая слова:
– Длинное, старое… А я просто Таня… Тингрин. Я всегда здесь жила…
– Парень есть? Дети? – прямо спросил я, на что она кивнула:
– Муж… Но я полагаю, больше уже нет, да? – я молча поклонился, так как знал, что впечатление и это чувство уже не уйдут никогда.
– У тебя? – она отвернулась, продолжая меня держать.
– Нет. Была.
Окружающий мир вернулся на свои места:
– Пойдём, а то долго стоим. Можно? – я положил её руку себе на локоть, и мы пошли неизвестно куда – просто идти среди людей, древних фасадов, забредая в разные дворики. Пока мы говорили не очень много, казалось, времени наговориться у нас будет бесконечно много. В каком-то смысле, это так и было.
– Юрий, а ты встречал ещё нас? Таких вот, как… Я никогда. – она странно на меня покосилась. Я задумался:
– Очень давно… Только одного.
– Как давно? – она остановилась, будто оса зависла в воздухе, ожидая ответа.
Я отнял её руку, взял за плечи и внимательно на неё посмотрел, пытаясь разделить внешнее – то, что видел и то, что чувствовал:
– А сколько тебе лет, Таня? Я понимаю, такие вопросы не задают, тем более при первой встрече, но… выглядишь на 20—22…
– Точно не задают! – рассмеялась, – Мне 25. Но это ведь только начало, так?
– Точно, – мы снова куда-то пошли, – А так, дай угадаю: детский дом, интернат, приёмная семья?
– Нет, приёмной семьи не было. А у тебя?