Аркадий Валерьянович Лекарский только грустно улыбнулся, прикрыв глаза: выходит, что так.
— Иди-ка ты куда подальше! — зло сказал я Вадиму. — Это мое личное дело, тебе тут ничего не светит. Как-нибудь сам с ними разберусь. И наш разговор действительно лучше переписать. Без твоего участия. Ты тут вообще ни при чем.
— Уж ты разберешься… — махнул он рукой. — Опять начнешь выдвигать им условия и загонишь сам себя в угол… Ладно, я согласен, — неожиданно прервал он свои сомнения. — Попробуем, в конце концов. Итак, нам нужно составить договор, в котором клиентом будет значиться Бахметьев-старший.
Лекарский не без удивления посмотрел на моего друга.
— Понимаете, в чем дело, — продолжал Вадим, напряженно улыбаясь. — Вы, я вижу, удивлены. Просто это будет непрофессионально, да и не по-товарищески, если я оставлю Юру один на один с этими… Ну, от имени которых вы ведете с нами переговоры. Как раз до вашего прихода я распинался перед ним о том, что настоящему адвокату нельзя отказываться от возможности приобрести бесценный опыт в любом деле. И вот возникла такая возможность…
— Вадик, успокойся, никому не нужны твои объяснения, — прервал я его. — Давай каждый будет отвечать за себя. Я втравил тебя в это и готов перед тобой извиниться.
Но он твердил свое:
— Я перестану себя уважать, если оставлю тебя одного с этими бандитами…
— Ты можешь просто мне помогать, — пытался я вразумить его, но ничего не помогало. Пришлось призвать на помощь Лекарского. — Аркадий Валерьянович! Вы-то что молчите, скажите, объясните ему, с кем придется иметь дело.
— Имею я право на самоуважение, в конце концов! — продолжал негодовать Вадим. — Имею я право на чистую совесть и спокойный сон, раз уж ввязался, вляпался в эту историю?
— Ты хочешь, чтобы я плохо спал? — в тон ему спросил я. — Чтобы меня мучила совесть, если с тобой что-то случится?
Вадим слегка поостыл.
— Не будь занудой, — сказал он мне. — Прежде чем мы сами ознакомимся с делом, расскажите, Аркадий Валерьянович, о нашем подзащитном. О том, что в это дело не вошло, а уж потом мы составим наш договор. Согласны?
— Игорю Бахметьеву пятнадцать лет, — начал Лекарский. — Он сын весьма влиятельного в деловых кругах бизнесмена и бывшего политика, который в самом начале перестройки был у всех на виду и на слуху.
— Да, я слышал эту фамилию, — кивнул Вадим.
— Я неплохо знаю эту семью, — продолжал Аркадий Валерьянович. — Так вот, я своим ушам не поверил, когда услыхал, что Игоря, этого пай-мальчика, обвиняют в зверском изнасиловании с двумя неизвестными парнями его одноклассницы Оли Ребровой, чью семью, кстати говоря, я тоже знаю… Этих подонков до сих пор не нашли. И потому суд пока удается откладывать… Забыл сказать, что они учились вместе в одном лицее, ну, знаете, для привилегированных, где плата за обучение весьма высокая и мало кому по карману. По-моему, Бахметьевы и Ребровы даже некогда дружили семьями. Я знаю их и с трудом во все это поверил.
— Что они собой представляют, — спросил Вадим, — эти девочка и мальчик? Дружили, ходили вместе на каток, в театр, на дискотеку, что еще?
— Она — красивая, физически развитая девушка, он же, тщедушный, невысокий, молчаливый, даже замкнутый… — ответил Лекарский. — Отношения у них были скорее товарищеские, какие бывают у школьников, которые живут в одном доме и учатся в одном классе.
— Но в половом плане мальчик вполне созревший, как следует из материалов экспертизы, — добавил я.
— Может быть, — согласился Лекарский. — Я не спорю. И отвечаю только за свои суждения, основанные на моих впечатлениях. Уверен, что тех двух других негодяев он знал поверхностно. Они будто бы сказали ему, что тебе ничего не грозит как несовершеннолетнему. А если что, то твой папа тебя всегда вытащит. Правда, для меня остается непонятным, что общего могло быть с ними у Игоря.
— Статья сто тридцать первая пункт два-в, — снова вмешался я. — Именно она их связывает.
— Я могу продолжать? — склонил к плечу голову Лекарский. — Спасибо. Так вот, он постоянно повторяет, что они его принудили.
— А что показала потерпевшая? — спросил Вадим. — Как это записано в материалах дела?
— Что он в этом участвовал, позвал ее на улицу, — ответил Лекарский, — что был с ними, а дальнейшее плохо помнит, поскольку теряла сознание.
— Где, при каких обстоятельствах это случилось? — продолжал спрашивать Вадим. — Это тоже важно. Была ли вечеринка, дискотека, чей-то день рождения… Было ли спиртное, наркотики? Словом, существовала ли обстановка, провоцирующая насилие?
— В материалах дела вы сможете найти исчерпывающие сведения… Я бы только хотел добавить одно — родители девочки сами не верят, что Игорь мог это совершить.
— Эти парни там же живут? — спросил я.
— Существенный вопрос, — кивнул Лекарский. — В том-то и дело — неизвестно, где живут. Их до сих пор не могут найти. Никто из немногих свидетелей их не знает, никогда прежде не видел.
— Со свидетелями всегда проблема, — заметил я. — Сначала наговорят, а потом от всего отказываются.
Аркадий Валерьянович внимательно посмотрел на меня. По-видимому, у него тоже были к свидетелям определенные претензии.
— Очевидно, эти подонки живут в другом районе. Игорь уверяет, что просто не мог их знать, — сказал он.
— В общем, об этом лучше прочитать в материалах дела, — заключил я.
Пора было заканчивать разговор, мы все трое порядком выдохлись.
— Еще один вопрос, и мы закончим, — сказал Вадим. — Вопрос извечный и не потерявший свою актуальность. Кому выгодно, чтобы Игорь, сын известного политика и бизнесмена Александра Бахметьева, сидел в тюрьме? Есть такие люди?
— Он совершил изнасилование, — напомнил я. — Не хочешь же ты сказать, что сделал он это по заданию конкурентов своего отца?
— Я об этом ничего не знаю и не хочу даже слышать! — воскликнул Вадим. — Над этим вопросом должен был ломать голову следователь. А я спрашиваю как адвокат: существуют ли на свете такие люди, которые могли бы извлечь из этого события какую-либо пользу для себя?
Лекарский молчал. И мне пришлось отвечать Вадиму:
— Изнасилование производится не для практической выгоды, а похоти ради. Кто из насильников и когда совершал это ради политического или коммерческого интереса? Это наемный убийца работает на кого-то ради денег. Убирает конкурента своего нанимателя, а на саму жертву ему наплевать. Насильник же взыскует удовлетворения своих низменных инстинктов, поскольку к жертве он, напротив, весьма неравнодушен.