Да что для них история! Палят в белый свет, то ли страху нагоняют на красногвардейцев, то ли самим страшно, что заварили кашу, а расхлебать не могут. Опять палят. Сколько же нужно иметь патронов, чтобы вот так, без остановки, стрелять и стрелять? Ведь когда-то должны они кончиться.
И эта простая, как колесо, мысль осенила Романа. Он ухватился за нее, словно падающий всадник за гриву коня. Не у них, анархистов, а у нас, красногвардейцев, кончились патроны. Что будет? Начнется паника. Кто-то побежит к бандитам. Почему «кто-то», а не Роман Лебедев? Да, конечно, лучше всего он сам перебежит в стан врагов, выдаст себя за насильственно мобилизованного сына известного в городе купца Лебедева, чьи магазины и лавки составляют в городе достопримечательность центральных улиц и площадей. Нужно только куртку и картуз сменить, лучше всего на гимназические. Фуражку он возьмет у Миши Огарева. А куртку следует поискать.
Но прежде всего необходимо посоветоваться с Чановым. Что он скажет? Наверняка не разрешит идти на такую авантюру. Сказал же: не выпускайте гадов из укрытий, ждите, когда подойдет кавалерийский полк.
И Лебедев решает взять всю ответственность на себя. Ведь, в конце концов, рискует лишь он, если враги не поверят ему и шлепнут как провокатора. Зато, если операция удастся…
Роман подлез к Огареву и сказал, для чего нужна ему форменная фуражка. Тот долго смотрел на своего товарища и командира, думая, что ослышался. Фуражку решил не отдавать, не потому что жалко вещь, а жалко Лебедева. Они еще поспорили немного, и Роман, который был и ростом повыше, и сложен покрепче, не приказом, а силой стянул с дружка нужную ему фуражку.
— Когда я побегу, стреляй в меня…
Парень совершенно растерялся. Увидев его изумленное лицо, Лебедев скороговоркой пояснил:
— Да не по правде. А то еще лупанешь. Ну, я побежал к ребятам.
Через междворовые штакетники, плетни, заборчики, калитки пробирался Роман к отделенным и рассказывал о своей задумке. Те отговаривали командира, грозились донести Чанову, но, в конце концов, желали ему удачи.
Красногвардейцы усилили обстрел анархистов. Те ответили тем же. В жарком воздухе трудно уже было различить отдельные выстрелы. Небо просто гудело и раскалывалось от грохота. Но вот со стороны красных выстрелы стали редеть, а скоро и совсем прекратились. На смену залпам пришли тревожные крики:
— Патроны кончились! Командир, где патроны? Чем стрелять!
И в это же время из ближайшего к церкви двора, как из преисподней, выскочил парень в синей куртке и гимназической фуражке. Не оглядываясь, он бежал к ограде. Из-за заборов по нему открыли огонь. Но мощные залпы анархистов заглушили жалкую стрельбу красных. Не добежав до церкви, парень споткнулся (а может, пуля задела), упал. Замерли обе стороны, выжидая. Роман, воспользовавшись растерянностью, вскочил и в несколько прыжков достиг ограды. Тут его, счастливого, подхватили крепкие руки бандитов.
— Господа! — с веселым отчаянием произнес Роман, обращаясь к окружившим его анархистам.
Те сердито загудели, заматерились, недвусмысленно вперили стволы наганов в его живот.
— Какие мы тебе господа? — держа Лебедева, как нашкодившую кошку за шиворот, брезгливо спросил круглолицый детина.
— Товарищи! — уже менее уверенно произнес перебежчик.
Но снова не попал в цель: и это обращение пришлось не по вкусу анархистам.
«Ну влип, дурачок», — мысленно бранил себя Роман, не продумавший такой, казалось, мелочи. Между собой эту разномастную тварь они ведь иначе как бандитами, контрой, уголовниками, в лучшем случае — анархистами не называли. Нот из-за такого пустяка может все рухнуть. Надо было посоветоваться с Чановым. Тот все знает.
— Ну, как же вас назвать, братцы? — заискивающе спросил Лебедев, чем вызвал какую-то снисходительную мину на этих отвратительных физиономиях.
— Граждане мы. Свободные граждане России, с достоинством объяснил ему круглолицый. — А ты кто такой? Из большевиков? Наружность у тебя очень даже аккуратная…
— Сам ты из них, — обиделся Лебедев, доставая билет клуба рабочей молодежи, — я сын Игнатия Васильевича Лебедева — Роман.
— Гляди-ка, братва, сын самого Лебедева! — начал ерничать рябой. — Это вроде как бы сын самого Наполеона.
— Кончай треп! — бесцеремонно оборвал свободного гражданина верзила, державший Романа за шиворот. — Лучше прочти, что в этой книжице.
— Точно, Лебедев Роман, — сказал рябой, заглянув в удостоверение. — Ну и что?
— А то, — в тон ему ответил Лебедев, — что папаша мой, купец первой гильдии, сидит сейчас в трюме баржи и думает про вас, что явились его освободители.