— Какой удар! — с искренним восхищением сказала с пола Катерина, — Ты форвард?
— Голкипер, — ответил Уинстон, подавая ей руку.
На полу четверо. «Гуси-золото» не подает признаков жизни, первый противник Степанова тоже все еще в ауте, второй пытается дышать, третий уже не орет, а стонет, держась за колено.
Уинстон взял из-под стола «плохой компании» пустую бутылку и приготовился бить по голове того из раненых бандитов, кто первым попытается встать.
— Прошу всех оставаться на местах! — в зал вошел Степанов.
Он догнал «того парня» и теперь толкал его перед собой. «Крыса» выглядел неважно, по лицу стекала кровь. Степанов скинул пиджак ему сзади на локти и закрутил, а руками бандит поддерживал брюки, распоротые по боковому шву вместе с ремнем.
— Отбились? Отлично.
— Ничего не отлично, — плачущим голосом сказала Светлана.
Она уже сидела на стуле, держала в руках края разреза на платье, и рыдала. Катерина пыталась ее успокоить.
— Света, все нормально, — сказал Степанов, — У противника четыре трехсотых, с нашей стороны потерь нет. Смотри, какого языка взяли. Звезды, говоришь, не хватает?
— Ничего не нормально, — сквозь слезы ответила Света, — Мы платье с корсетом на выпускной шили. Месяц остался, в чем я пойду?
— В новом платье пойдешь. Из нашей костюмерной. В любом, которое понравится.
— Да? Правда? В настоящем платье?
— Конечно, правда. Все расходы за счет принимающей стороны. Скажи лучше, из чего у тебя корсет?
— Из чего Бог послал.
— А подробнее?
— Косточки кованые из танковых торсионов, а ткань папа с работы принес. Плотная, тонкая и не тянется. Иголки ее не берут. Мы на вертолетный клей клеили. Намучались. Шнуровка из парашютных строп.
— Платье из парашюта? — спросила Катерина.
— Да. Из немецкого. Дедушкин трофей.
Вороне Бог может послать кусочек сыра, а русской девушке на платье — танковых торсионов, бронеткань, вертолетный клей и немецкий парашют. И, кстати, платье с корсетом все равно не смотрится кустарной поделкой, даже если знать, из чего оно сделано.
— Костюмеру нашему покажешь. Он оценит, — сказал Степанов.
— Вы мне что, бронежилет выдали? — спросил Уинстон, рассматривая волокна, торчавшие из немного все-таки пострадавшего жилета, — В оперу?
— Семен Семеныч всем выдает, — ответил Степанов, — У него их на все случаи жизни. Проще надеть, чем спорить, пока никто не жаловался.
Через считанные минуты появилась милиция, а чуть позже «тяжелые» из ведомства Степанова. Отряд в черной форме, в бронежилетах и с автоматами. Ранеными занялись медики.
— У этого шея сломана, — сказал военный фельдшер про «гуси-золото», — Молодцы.
— Ой! — передернула плечами Катерина, — Почему молодцы?
— Знаете, что означают эти надписи на руках?
— Нет.
— ГУСИ это «где увижу, сразу изнасилую». ЗОЛОТО это «запомни, однажды люди оставят тебя одну».
— Так ему и надо, — отреагировала девушка.
— Насильники никогда не ограничиваются одной жертвой, — сказал фельдшер.
— У Вас, случайно, в Лондоне брата нет? — спросил Уинстон, но медик шутку не понял.
Подошел Степанов.
— Чем ты его? — спросил русский.
— Ногой. Когда-то мои предки играли в футбол головами врагов, — ответил Уинстон.
Девушки переглянулись. Для Светланы эта фраза несла какую-то информацию про «голландца». Слезы уже подсохли, и она снова начала интересоваться окружающим миром.
— Да кто вы такие, черт бы вас побрал? — спросил «крыса», когда автоматчики взяли его под руки, — Чекисты?
— Хуже, — ответил Степанов, — Зеленые.
— Я как откинусь, вашими бабами займусь.
— Ты не откинешься. От нас не возвращаются. Ни прокурора, ни адвоката, ни судьи не будет.
— Гонишь, — бандит побледнел.
— Ты слышал, чтобы кто-то от нас вернулся?
— Я во всем признаюсь! Я готов искупить! На особый режим! На фронт! К самураям! На урановые рудники! Хоть на коксохим в Череповец! — кричал он, пока его уводили.
— Чего это он? — спросил один из сидевших на корточках «солидных людей» у соседа.
— Контрразведка работает, — ответил тот, — У них не забалуешь.
— Товарищ сержант, — вежливо обратился первый к старшему милиционеру. В другой ситуации он сказал бы «гражданин начальник», а скорее всего, и разговаривать бы не стал.