Нельзя не обратить внимания на такой факт, не красящий порядки (хочется надеяться, былые) в наших спецслужбах, когда перебежчик сообщает сведения, особенно об агентуре, о которых он, казалось бы, по своему рангу и полной, казалось бы, непричастности к конкретному предмету и видом не должен был видывать и слыхом не слыхивать. А всё болтовня. Единственное утешение, что на перебежчиков могли списать часть сведений, которые были получены по иным каналам и которые поэтому нельзя было раскрывать. Но разве только часть…
И последнее: если книгу прочтет человек, которому есть что прокомментировать по существу того или иного дела или персонажа, был бы признателен за отклик. Электронная версия тем и хороша, что никогда не поздно добавить в неё что-то или подправить её.
Бехтин Ю. В.
От автора
Двенадцать лет назад я отложил в сторону свое занятие европейской историей XIX и начала XX века, чтобы заняться пионером из пионеров – первым советским перебежчиком, который был жив и здоров и жил в Париже, человеком, годившимся в герои романа. Борис Баянов (Бажанов) был не только первым, но и самым важным из перебежчиков того времени: прежде чем укрыться в 1928 году в Британской Индии, он был одним из секретарей Сталина. За тридцать с лишним часов беседы с ним я узнал многое о последующих беглецах. Моя книга «The Storm Petrels» («Буревестники»), которая вышла в 1977 году и охватывала период до 1941 года, явилась предшественницей настоящей – «The Storm Birds» (тоже «Буревестники»), темой которой являются советские перебежчики беглецах периода с 1945 года до горбачевской эры.
Главное различие в поиске материалов для этой книги по сравнению с той состояло в наличии большого числа главных персонажей, которые жили и которых можно было увидеть. Другие умерли естественной смертью или были убиты. При работе над этой книгой мне удалось о многом поговорить в Америке и Европе не менее чем с восемью советскими перебежчиками. У меня создалось впечатление, что в этом Запад добивался все больших и больших успехов, что, однако, привлекло к себе куда меньше внимания, чем провалы Запада.
На этой сцене доминируют три гиганта. Гигантом я определяю советского перебежчика из разведки (они – главный объект моего внимания), которые сыграли важную стратегическую роль в послевоенной истории.
В эту категорию я без колебаний отнес только троих. Первый – Олег Пеньковский, разоблачения которого вышли далеко за пределы кубинского ракетного кризиса 1962 года. 5500 секретных и совершенно секретных документов, которые он сумел переснять и передать Западу, имели настолько большое военное значение, что определили планирование в западном альянсе на годы, а в некоторых вопросах – на десятилетия.
Второй гигант – это потрясающий случай с «Фэрвелом», работавшим на Францию. Его главный вклад за восемь лихорадочных месяцев работы, пока он сам не сломал себе жизнь, носил научно-технический характер. Но масштаб его разоблачений возрастает в связи с тем фактом, что, когда его материалы были предъявлены другим странам НАТО, это привело к более тесному сближению Франции при президенте Миттеране с западным альянсом. Как и в случае с Пеньковским, подлинная история его провала, рассказанная здесь впервые, затмевает всякие шпионские романы.
Третий гигант – это Олег Гордиевский, который в качестве без пяти минут резидента в Великобритании был самым старшим офицером советской разведки из когда-либо работавших на Запад. Он также единственный из тройки, кому удалось выжить. Его стратегическая значимость лежит в основном в политической области. Он был первым, кто показал, как реально действует кремлевский механизм в начале 80-х годов, и насторожил свою аудиторию насчет опасных параноических тенденций в Кремле. Одним из важнейших его разоблачений явилось то, что в результате таких тенденций Запад, сам того не подозревая, мог вплотную подойти в ноябре 1983 года к опасности ядерной конфронтации с Советским Союзом. Предупреждения Гордиевского были услышаны, на них обратили внимание на самом высоком уровне. Подробнее об этом будет рассказано дальше.
Но переданная этими перебежчиками информация, будь они гигантами или среднего «роста», – это только часть истории каждого. Я пытался развить здесь и другую сторону. Показать, что они представляли из себя как индивидуумы и какие мотивы двигали ими, когда решали отвернуться от режима, при котором находились в привилегированном положение. В отдельных случаях, включающих прежде всего Гордиевского и «Фэрвела», импульс был исключительно идеологического свойства – нравственное неприятие коммунизма из-за коррупции, обмана и террора, на которых они выросли.