А когда тролль убрался с глаз долой, чёрная принцесса вошла в комнату и села плакать над принцем, и когда её слезинки упали на него, боль у него прошла, синяки пропали, и он очнулся целый и невредимый. Он посмотрел на чёрную принцессу и увидел, что ноги у неё стали белыми и сияли, как серебро.
На следующую ночь тролль снова пришёл и привёл ещё двоих.
– Гром и молния, чёрные кошки и пятнистые жабы! – проревел он. – Ты снова здесь? – Он схватил принца за волосы и выволок на середину зала. И все три тролля принялись молотить принца дубинками, как мешок ячменной муки, но принц опять это вытерпел без единого слова. Наконец, настало утро, и троллям пришлось прекратить своё занятие. «Посмотрим, придёшь ты сюда ещё или нет!» – рявкнул на прощание тролль-хозяин замка.
Когда тролли убрались с глаз долой, чёрная принцесса опять пришла и села плакать над принцем, как раньше; и когда её слезы упали на него, они снова его исцелили. И теперь руки у чёрной принцессы стали белыми, как серебро.
На следующую ночь тролль-хозяин замка привёл ещё шестерых. И снова всё было как в прошлый раз, они били принца огромными дубинами толщиной с моё запястье. Наконец, настало утро, и они ушли, воя и бранясь, потому что власть их на этом кончилась.
А потом вошла принцесса и в третий раз села над ним плакать, и он снова очнулся целый и невредимый. А что до принцессы, она предстала перед ним в своём настоящем виде: лоб у неё был белый, как молоко, щёки – алые, как кровь, глаза – голубые, как небо, а волосы – как золотая пряжа. Но надето на ней не было ничего или почти ничего, так что принц велел ей завернуться в баранью шкуру, которая нашлась у тролля в хозяйстве. А потом повернулся и пошёл обратно тем же путём, каким пришёл, и взял принцессу с собой.
Ну, шли они и шли, и, наконец, до королевского дворца им осталось совсем немного, потому что островерхие крыши и флюгеры уже виднелись за гребнем ближайшего холма. Тут принц попросил принцессу подождать его у дороги, потому что ему надо было сходить домой и принести ей такое платье из чистого серебра и золота, какое ей подобало. Он ушёл, а принцесса осталась сидеть и ждать, когда он вернётся.
И вот, пока принцесса ждала у дороги, к ней приблизились старая гусятница и её дочка, которые вместе гнали королевских гусей домой с лужайки, где те щипали траву. Увидев прекрасную принцессу, закутанную в овечью шкуру, они стали смотреть на неё круглыми глазами, и смотрели так долго, словно разучились мигать. Потом принялись выспрашивать у неё во всех подробностях – кто она, откуда родом и что здесь делает. И принцесса ответила им про всё, про что они спрашивали, и рассказала, что сидит и ждёт принца, а он должен принести ей платье из серебра и золота, которое подойдёт ей больше, чем та старая баранья шкура, которая на неё сейчас надета.
Тогда старуха-гусятница подумала, что было бы очень неплохо её дочери оказаться на месте принцессы, получить платье из настоящего серебра и золота и выйти за принца. Так что её дочь схватила принцессу за руки, а старуха сорвала с неё баранью шкуру.
И стоило им это сделать, как принцесса превратилась в прекрасную золотую птицу и полетела прочь, над холмами и долинами. А дочка старухи завернулась в баранью шкуру и села на место принцессы.
– Да, моя птичка, – сказала ей старуха, – из тебя получится отличная принцесса.
Но – пфф! Она была похожа на принцессу не больше, чем я, потому что была коренастая, приземистая и широкоплечая, и волосы у неё были как пенька.
И старуха-гусятница погнала гусей дальше, а её дочка-гусятница осталась сидеть и ждать принца.
И разумеется, он вскоре пришёл с платьем из настоящего серебра и золота; но когда он увидел гусятницу, то стал в отчаянье бить себя кулаками по голове, потому что решил, что видит свою принцессу и её снова заколдовали.
Почему он не посмотрел на неё сквозь головку волшебного ключа?
Может – потому, а может – поэтому; человек не всегда поступает разумно.
Словом, принц надел на гусятницу прекрасное платье из серебра и золота и повёл её к себе домой. Уй! Какими же глазами все на них смотрели и как смеялись, видя, что за принцессу он себе нашёл. А что до бедного старого короля, он протёр очки и смотрел-смотрел-смотрел, и думал, что для жены, из-за которой было поднято столько шума, она выглядит странно. Однако вслух король ничего не сказал, утешив себя мыслью, что, может быть, она постепенно похорошеет.