Выбрать главу
На этом отправился прочь холостяк,При этом себя успокаивал так:«В глаза мне, конечно же, бросилось сразу,Что эта красотка слегка косоглаза,А руки что грабли, а ноги что ласты,А волосы рыжи, а зубы щелясты,А голос скрипуч, словно старая дверь…Я выбрался! Спасся! Я счастлив теперь!»

Печальная история о наивном маленьком козлёнке и четырёх злобных волках

Пошёл козлёнок погулятьОднажды недалече.Четыре волка (или пять)Идут к нему навстречу,И он их видит.Решил козлёнок: «В пляс пущусь,Пусть поглядят, как я резвлюсь!Я широко им улыбнусь –И ничего ужасного не выйдет».
Он так игриво отпускалКоленца плясовые!Но первый волк глядеть устал,За ним и остальные…Конец балету!Издал козлёнок жалкий всхлип,Потом от крика он осип…В историю козлёнок влип –В историю вот эту.
Один оскал, другой оскал –Острее не найдёшь…А после страшный хруст звучал(Вот так же ты жуёшьЗа ужином цыплёнка).Козлята! Где теперь ваш брат?Он напоследок, говорят,Ввысь устремил печальный взглядИ пискнул тонко…
Когда же разбирать пойдутПо косточкам мой скромный труд,Лишь рожки критики найдутДа ножки от козлёнка.

ЯБЛОКО ДОВОЛЬСТВА

I

Жила-была женщина, и было у неё три дочери. Старшая дочь косила на оба глаза, но мать любила её, как свежее мясо любит соль, потому что у неё у самой оба глаза были косые. У средней дочери одно плечо было выше другого, а брови – чёрные, как сажа в печной трубе, и всё же мать любила её не меньше, чем старшую, потому что у неё у самой брови были чёрные-пречёрные и одно плечо выше, другое – ниже. Младшая же дочь была хорошенькая, как спелое яблочко, и волосы у неё были мягкие, как шёлк, и были они цвета чистого золота, но мать её совсем не любила, потому что, как я уже сказал, и сама хорошенькой не была, и волосами цвета чистого золота не могла похвастать. А ответить на вопрос, почему это всё было так, а не иначе, не может даже Ганс Фифендруммель, хотя он прочёл немало книг и ещё парочку.

Старшая и средняя сестра каждый день наряжались, как в воскресенье, сидели на солнышке и ничего не делали, как будто они родились знатными дамами, что первая, что вторая.

А что до Кристины – так звали младшую из сестёр, – что до Кристины, у неё не было других нарядов, кроме лохмотьев, она выгоняла гусей на холмы рано утром и возвращалась поздно вечером, чтобы они подольше щипали на склонах свежую траву и толстели.

Обе сестры, и старшая, и средняя, ели белый хлеб, да ещё и с маслом, и пили столько свежего молока, сколько душе угодно; а Кристине приходилось есть сырные и хлебные корки, и хватало их ровно на то, чтобы дядюшка Голод не слишком часто шептал о себе ей на ухо.

Вот такая музыка и была заведена в этом доме.

И однажды утром Кристина отправилась на холмы со своим стадом гусей и с вязанием, потому что, пока гуси паслись, она работала, чтобы не терять времени попусту. Она шла по пыльной дороге, пока наконец не приблизилась к мостику через ручей, и тут она увидела, – надо же такое! – что на ветке ольхи висит крошечный красный колпачок с серебряным бубенчиком. Это был такой славненький и хорошенький колпачок, что она решила взять его с собой, потому что ничего подобного никогда не видела.

Она положила его в карман и двинулась дальше со своими гусями, но не успела пройти и сорока шагов, как услышала позади себя голос: «Кристина! Кристина!»

Она оглянулась и увидела – кого бы вы думали? – странного седого человечка: он был крошечный, с головой огромной, как кочан капусты, и ножками тоненькими, как две молодые белые редиски.

«Что тебе нужно?» – спросила Кристина, когда человечек подошёл к ней.

О, маленькому человечку был нужен всего лишь его колпак, потому что без этого он не сможет вернуться к себе домой, а жил он внутри холма.

А как получилось, что колпак повис на ветке? Да, Кристине хотелось бы про это узнать, прежде чем она вернёт колпак.

Ну, человечек стоял вон там и удил рыбу в ручье, и вдруг налетел порыв ветра и сдул колпак в воду, поэтому человечек просто повесил его сушиться. Больше сказать про это особенно нечего, и, может быть, теперь Кристина вернёт ему колпак?

Ну, тут Кристина не знала, что и сказать: может, вернёт, а может, и нет. Это – очень славненький, хорошенький колпачок; что может подземный господин ей дать взамен?