— Пятьдесят граммов масла и столько же ливерной колбасы, — произнес я, смеясь.
— Вы что, смеетесь?! — переспросила она меня таким голосом, что я подумал: «Передо мной не продавщица, а продавец».
— Разве можно с больным человеком так вести себя? — раздался позади меня сочувственный голос. Я оглянулся.
— Я не про вас, — смутилась дамочка.
Я ей благодарно улыбнулся. Продавщице тоже.
— Куда прешь? — спросил меня товарищ, вскакивая впереди меня в трамвай. В ответ я от души расхохотался и подумал: «Я проживу больше, чем ты, нахал». Он растерялся. «Извини», — пробормотал он и, взяв меня под руку, повел туда, где висели таблички с желтыми буквами: «Места для инвалидов и детей».
— Уступите, гражданочка, место инвалиду, — произнес он очень серьезно.
— Насмехаетесь? — не вытерпел я. — Запомните: насмешка не имеет ничего общего со смехом и оптимизмом.
— Ну, понятно, конечно, — согласился он со мной. — Разве можно смеяться над чужим горем?
— Ни в коем случае, — сказал я вслух, имея в виду: «Ни в коем случае не сердиться на этого типа, сколько бы он ни пытался тебя раздразнить».
— Сколько вам лет, бабуся? — спросил я старушку, готовую уступить мне место.
— Сто семь, сынок, — усмехнулась она в ответ.
В вагоне воцарилась тишина.
— Как это вам удалось столько прожить? — заинтересовался я.
Она пожала плечами.
— Наверное, всю жизнь улыбались? — И я нежно, по-сыновьи, улыбнулся ей.
— Да, да. Я всю жизнь улыбалась, — перепуганно сказала она. — Всю жизнь.
— Смех — это долголетие, — твердо и уверенно произнес я. — Ведь недаром мудрый Аристотель советовал своим ученикам всегда смеяться. «Смейся, — завещал он, — иначе ты долго не протянешь». Надо смеяться, хочешь не хочешь. Вы еще читаете без очков?
— Читаю, читаю, — нахмурилась старушка, направляясь к выходу. Вместе с нею поднялось еще несколько женщин. Их лица были насупленные, озабоченные.
— Люди, которые видят все в мрачном свете, живут меньше! — крикнул я им вдогонку и тоже выскочил из трамвая.
— Еще Гиппократ и Демокрит прописывали людям смех как наилучшее лекарство против всех недугов и болезней, — сказал я сам себе и пошел, улыбаясь, на работу.
— Добрый день! — поздоровался я со своим начальником, растянув рот до ушей. — Жизнь прекрасна, хо-хо! Не правда ли?
— Добр..! — Произнес он как-то удивленно и исчез в кабинете, забыв пожать мою протянутую руку.
— Чего ты все время смеешься? — не вытерпел коллега по работе, заметив, что улыбка не сходит с моего лица.
Я стал ему объяснять:
— Веселый смех укрепляет легкие, улучшает кровообращение мозга. Веселый смех освежает тело, снимает усталость и тонизирует организм, как безалкогольный напиток «Росинка».
— Серьезно? — усмехнулся он.
— Вполне серьезно, — засмеялся я. — Когда кто-нибудь смеется и тебе хочется смеяться — смейся! Никогда не сдерживай смех. Смех — это здоровье. Все долгожители на земле — оптимисты!
Так продолжалось с месяц. Я действительно чувствовал себя бодро и жизнерадостно. По улице я ходил огромными шагами и широко размахивал руками. «Смех — это энергия, восстановление умирающих клеток. Смех — это оптимизм», — говорил я сам себе и другим.
Люди часто оглядывались на меня, и я долго не мог понять, что им у меня так нравится: югославские брюки, чехословацкие туфли или знаменитый киевский галстук, заменяющий теплую рубашку и шарф?
Иногда я взрывался смехом прямо на кухне во время обеда или в спальне перед сном.
— Что такое? — испуганно смотрела на меня жена.
— Ничего. Смеюсь!
— Чего же ты смеешься? — удивлялась она.
— Просто так! Смеюсь, и все. Смех, кажется, не запрещен? По крайней мере у нас в квартире?
— У тебя голова не болит? — спросила она меня.
— Напротив, я чувствую себя вполне нормально.
Она приложила руку ко лбу, покачала головой и вышла.
— Ты так долго не протянешь, — крикнул я ей вслед. — Надо чаще смеяться. Будь оптимисткой. Оптимисты живут дольше!
Жена вышла к соседям. Должно быть, чтобы поделиться новым открытием.
Через две недели меня вызвали к Петру Семеновичу.
— Заходите, заходите, товарищ Фартушняк, — улыбаясь, встал мне навстречу Петр Семенович. — Скажите, пожалуйста, — продолжая улыбаться, начал он разговор, — в поликлинике вы давно были?
— Вчера, — ответил я.
— Что вам сказал врач?
— Полностью согласился со мной. Сказал, что еще древние греки…
— О греках потом, — улыбаясь, перебил меня начальник. — С чем он согласился?
— Со статьей профессора. Он признал ее правильной и подтвердил мою точку зрения. «Смеяться действительно полезно. Смейтесь на здоровье, — сказал он мне. — И ни на кого не обращайте внимания».
— А лекарства? — поинтересовался Петр Семенович.
— Какие лекарства? Смех — это наилучшее лекарство.
— Я понимаю, — встал он и почему-то погладил мою руку, чего раньше с ним не случалось. — Со здоровьем не шутят, — сказал он, шагая вокруг меня, как Земля вокруг Солнца. — Здоровье надо беречь…
Он тут же позвонил по телефону председателю месткома. Тот не замедлил явиться. Петр Семенович обратился к нему с упреком: плохо бережете здоровье профсоюзного актива. Как пример привел пошатнувшееся мое здоровье.
Я резко возразил:
— Напротив, я чувствую себя именно сейчас, как никогда, бодрым и здоровым.
— Пожалуйста, с нами не спорьте, — перебил меня Петр Семенович. — Нам лучше знать. Администрация и местком считают, что вам не мешало бы где-нибудь отдохнуть. Скажем, в горах. Как вы на это?
«В горах живут долгожители», — вспомнил я статью профессора и вслух добавил:
— Я ничего не имею против.
— Против чего?
— Против решения администрации и месткома. Тем паче, что это совпадает с моей точкой зрения, — усмехнулся я и с горячей благодарностью пожал руку Петру. Семеновичу и председателю месткома.
ЗЕБРА
«Дорогой мой брат Вася! Ты, понятно, будешь очень удивлен, получив от меня письмо. Ты знаешь мой характер — не люблю писать. Но на этот раз взяться за перо заставила меня беда, что случилась со мной недавно.
Дорогой брат, ты даже не представляешь, как мне сейчас тяжело. Душа словно раскаленная пустыня Сахара, а в ней воют шакалы и гиены, носятся вперегонки зебры. А все из-за этой «полосатой чумы». Ты наверняка спросишь, что же случилось?
Так вот слушай. Сразу после получения диплома об окончании сельхозакадемии меня направили не в киевский исследовательский институт, о котором я мечтал, а в колхоз, на должность зоотехника. Это меня очень обидело. Ты только представь себе, Вася, — с моими способностями — ив такую глухомань! Но я не сдавался (ты же знаешь мой характер!) — решил такое придумать, чтоб за голову схватились. Ты помнишь, мысль о славе я вынашивал еще в школе, а потом в академии. Не оставляет она меня и теперь.
Как-то в чайной (а бывал я там частым гостем — это меня, Вася, и погубило…), так вот, в чайной я встретился с Марком Косооким — есть в нашем селе такой пьяница и дармоед — да и начал торговаться с ним о его зебре. Это такая скотина, похожая на лошадь, только полосатая. Будто на нее кто-то под пьяную руку матрас натянул.
Когда-то в наше село приезжал цирк, и зебра, как на грех, во время танца ногу себе сломала. Вот тогда-то и купил ее Марко. Подлечил, выходил и долгое время возил на ней пассажиров на станцию, детишек в выходные дни катал. Даже билетики для катания на зебре продавал. Но когда вышел указ про тунеядцев и тех, кто работает только для вида, Марко решил продать зебру. Очень она мне приглянулась, вот я и купил ее. Представь себе, брат, каким королем я выезжал из села, на поля или в райцентр. Сколько собиралось зевак, и всех интересовало: