— Хочешь? — спросил он, не глядя на нее.
— Кусочек, — тихо призналась она, поставив стакан на журнальный столик.
Он отрезал еще хлеба, положил ветчину, украсил свое творение помидором и вручил ей.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Могу сделать еще один, ветчины много.
— Я действительно голодна, — призналась Лара, — забыла поесть.
Потому что думала о нем? Рассчитывала? Планировала? Он готов был дать руку на отсечение, что она жалеет о невозможности вернуть прошлое и ответить согласием на его предложение.
— Ты должна была сразу сказать. Мне приготовить что-нибудь?
Лара быстро покачала головой.
— Нет, хватит и бутерброда.
Они вели мирную светскую беседу, и чем больше Лара пила вина, тем становилась благосклоннее и приветливее.
Брайс унес пустые тарелки, но к стулу не вернулся, а перебрался на кушетку, поближе к ней.
— Я… я думаю, тебе пора домой, — поспешно проговорила она.
— Ты считаешь? Откровенно говоря, мне здесь уютно. Мы с Хелен провели много ночей, рассуждая о смысле жизни и вечных проблемах.
— Однако Хелен нет, здесь только я, и я хочу спать.
— А кто тебя останавливает?
Глаза у нее зловеще сверкнули.
— Ты. Гость непрошеный и нежеланный.
С последней формулировкой можно было бы поспорить. Если бы она хотела сохранить дистанцию, давно бы переоделась. Во всем ее поведении явно читался намек, приглашение, хотя, стоит ему только словом обмолвиться, она начнет категорически все отрицать. Брайс оставлял ей единственный аргумент в защиту: все эти манипуляции с одеждой весьма трудны для человека с загипсованной рукой.
— Вернемся к теме нашего дневного разговора, — начал он, внезапно ощутив желание расставить точки над «i». — Я не верю в твое равнодушие ко мне, особенно после того, как ты узнала о моем богатстве.
Лара вызывающе выставила подбородок вперед.
— Тогда ты невероятно глуп.
Ну что за великолепная лгунья! И как прекрасна в гневе: эти прелестные синие глаза, горящие возмущением, тяжело вздымающаяся грудь, обнаженная и беззащитная под тонким хлопком, молящая о прикосновении.
— И ты думаешь, я поверю? Женщине с твоим-то прошлым?
Он попытался незаметно подвинуться к девушке.
— Думай что хочешь, — выпалила Лара, — моя совесть чиста. Мы все совершаем ошибки. Разве ты безупречен?
— Разумеется, нет, но брак ради денег — не ошибка, это хорошо просчитанный шаг.
Гнев то вспыхивал, то гас в глазах девушки.
— Мне жаль, что я не подхожу под твои стандарты. И вообще я устала от разговоров, пожалуйста, уходи.
Ее злость возбуждала его. Уйти без поцелуя? Никогда!
Брайс медленно поднялся и пошел к двери.
— Ты меня не проводишь?
С большой неохотой она выпрямила длинные стройные ноги, одернула сорочку и поднялась с кушетки. Господи, ни одна женщина не возбуждала его так сильно! Он последовал за ней в холл, не сводя жадных глаз с плавно покачивающихся бедер. И без нижнего белья! В горле пересохло.
Лара остановилась у порога и потянула на себя дверь. Брайс остановился за ней. Настал момент, которого он ждал с нетерпением, — вот он, уважительный предлог. Он увидел напряжение в спине, услышал внезапно сбившееся дыхание и осторожно повернул ее к себе.
— Всего лишь прощальный поцелуй, — прошептал он, наклоняясь к ее губам.
Лара пыталась увернуться, но боролась она только первые несколько секунд. Чем дольше длился поцелуй, тем слабее она защищалась, пока наконец ее руки — одна из которых была в гипсе — не поднялись и не обняли его за шею. Роскошные бедра качнулись и прижались к нему, а губы согласно распахнулись.
Это было безумие, но она ничего не могла поделать — Брайс обладал уникальной властью над ее телом.
Лара услышала свой сдавленный крик и его стон. Брайс крепче прижал ее к себе, слегка приподнял сорочку и сжал бедра.
— О, Брайс.
Слова вырвались сами собой.
В ответ его руки скользнули вверх, и она задохнулась, когда большие пальцы коснулись сосков.
Брайс медленно раздел ее, подразнивая зубами и языком набухшие, точно почки весной, соски, и она непроизвольно выгнулась в его руках.
Он снова прижался губами к ее пересохшему рту. Ее тело было готово к любви, и теперь ничто не могло их остановить.
Не отрывая губ от ее рта, он поднял девушку на руки и пошел в спальню. Лара стенала, точно ребенок в бреду. Она и была в бреду, и только Брайс мог облегчить ее страдания.
Он ногой распахнул дверь, положил девушку на кровать и быстро освободился от одежды. Смотреть на это обнаженное совершенное тело было пыткой. Лара хотела слиться с ним, почувствовать его тяжесть. Сейчас! Сию же минуту! Без промедления!