Брайс ощутил, как все внутри у него застывает и превращается в лед.
— Но… с ней все будет в порядке?
— С ней — да.
— А с ребенком?
Голос у него понизился до еле различимого шепота.
— Будем надеяться.
— Я могу ее увидеть?
Его душили слезы, впервые ему захотелось завыть, заорать, причинить себе невероятную физическую боль. В ее падении, в ее физической и душевной боли виноват он, только он.
— Да, но недолго.
Брайс вошел в палату. Лара лежала тихо и неподвижно, волосы разметались по подушке, щеки белые как мел. Все, что он мог сделать, это нацепить на лицо беспечную улыбку.
— Лара, дорогая. — Брайс сел на кровать и взял руку девушки. — Прости меня.
Она в ответ слабо улыбнулась.
— За что? Это не твоя вина.
С больными не спорят.
— Я хочу, чтобы ты выполняла все предписания врачей и быстрее поправилась.
Успели ли они сказать ей об опасности выкидыша?
— Хорошо, — прошептала она.
— Лара, я люблю тебя. — Глаза у нее закрыты. Она спит? Слышит ли она его? Брайс так хотел, чтобы она знала о его любви, знала, что никогда больше не почувствует тоски одиночества, что он всегда будет рядом. — Я приду завтра утром, — прошептал Брайс, осторожно прижимаясь губами к бледной щеке.
Девушка слегка пошевелилась и улыбнулась.
Брайс позвонил из больницы Хелен и теперь мчался обратно. Тетя пришла в ужас, услышав о ребенке.
— Сейчас Лара спит, — сказал Брайс. — А мы можем только надеяться и молиться.
Лара не понимала, почему все так суетятся вокруг. Доктор сказал, что ей необходим покой. Хвала Небесам, она упала с небольшой высоты.
Брайс не отходил от кровати часами, приносил цветы, шоколад, держал ее за руку и рассказывал смешные истории. Ей хотелось спросить, не приснилось ли ей тогда его признание в любви, но не хватало смелости. А теперь он опять молчал. Вероятно, ей почудилось, женщины любят мечтать.
Через две недели Лару выписали из больницы. Самый большой сюрприз ожидал ее дома, приехала мама.
Пока шло трогательное воссоединение, Брайс стоял в стороне. Когда женщины прекратили охать и вздыхать, Лара указала на него:
— Мама, позволь представить тебе Брайса, отца моего ребенка.
Молодой мужчина протянул руку для приветствия, но Вера бросилась обнимать его.
— А вы выглядите не хуже, чем звучит ваш голос. Моей девочке повезло.
— Хорошо бы вы сказали ей об этом, — усмехнулся он.
Потом Хелен и Вера, сестры, разлученные судьбой на долгий срок, отдыхали на веранде, предаваясь воспоминаниям. Брайс и Лара уселись на широкую софу в холле, каждый в свой угол.
После минутного молчания Брайс тяжело вздохнул.
— Вероятно, сейчас не место и не время, но нам нужно поговорить, я больше не могу ждать.
Лара нахмурилась — наверно, речь опять пойдет о ребенке. Неужели он все еще собирается забрать его у нее? Но сейчас действительно не время и не место, она еще не окрепла. Боже, ведь он только что забрал ее из больницы!
Ее руки непроизвольно вцепились в подлокотники.
— Я знаю, что поступил с тобой по-свински, Лара, и пойму, если ты никогда меня не простишь. Однако я очень старался показать тебе свою заботу. Милая моя, догадываешься ли ты, что я хочу сказать? Я люблю тебя, люблю всем сердцем.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Лара с трудом сглотнула: это не наваждение, он произнес слова, которые она хотела услышать и в которые так боялась поверить.
— Не молчи, Лара.
Никогда он не выглядел таким смущенным, таким неуверенным в себе.
— Я польщена.
— Ты не простила меня?
Казалось, Брайс растворяется, тает на глазах, сильный, властный мужчина исчезал, превращаясь в тень самого себя, даже кожа посерела, утратив на мгновение свой яркий загар.
— Я этого не сказала.
— Но подумала.
— На самом деле, Брайс… — Девушка медленно улыбнулась: жизнь слишком коротка для обид и огорчений. — Я тоже люблю тебя.
Глаза у него распахнулись и заблестели.
— Ты имеешь в виду…
— Да, — прошептала она.
— О, Лара. — Секунда, и он уже обнимал ее, губы жадно прильнули к губам, время остановилось. — Я понял, что люблю тебя, когда ты сломала руку, — заговорил он. — С той ночи в душе. На некоторое время бешенство овладело мной, но любовь… она никуда не уходила, просто туман застлал мне разум. Я обещаю, Лара, что никогда больше не обижу тебя, буду любить вечно и не дам повода усомниться в своей любви.
В улыбке Лары светились кротость и всепрощение.
— В тот раз мы зачали нашего ребенка.