Сопряжение реальной, сиюминутной жизни, то, что Джойс назвал «сейчас и здесь» - любовь ли это к молоденькой ученице или история дублинского рекламного агента Леопольда Блума, - с вечным, введение героев в плоть мифа происходило в сознании. Мир, опрокинутый в сознание, сознание, отражающее и одновременно творящее мир по своим законам.
«Улисс» был задуман Джойсом как современная «Одиссея». И в том, что Одиссеем стал дублинский рекламный агент, можно видеть дальнейшее развитие джойсовской теории и поэтики драмы. Драма выявлялась на самом заурядном житейском материале, который для художника, по убеждению Джойса, никогда не утрачивает своей значимости. Судьба Блума, его жены Мэрион, певички в кабаре, писателя-неудачника Стивена Дедала не менее интересна, чем судьба их мифологических прототипов - Одиссея, Пенелопы, Телемаха. Время, история изменили оболочку - одежду, быт, поведение, язык. Но драма душ, борение страстей остались неприкосновенными, миф опрокинулся в современность, и был выведен закон его воплощения в слове sub specie tempores nostri - «под знаком современности».
Блум - самый важный герой позднего Джойса - не случайно соотнесен с Одиссеем. Одиссей, по мнению Джойса, - самый цельный герой в мировой литературе. Прежде всего он привлекал Джойса полнотой жизненного опыта (Одиссей - сын, отец, муж, любовник, военачальник, пленник), воплощение которого в слове и есть задача художника. Недаром писатель Стивен Дедал в символическом плане - «духовный сын» Блума. Немота, которой тяготится этот писатель-неудачник, может быть преодолена лишь погружением в стихию жизни, которую и олицетворяет в романе Блум.
В европейской, и в частности в русской, литературе у Блума нет собратьев - маленьких, невзрачных людей. И все же в таких, как Блум, есть свой героизм - героизм стоического, доброго отношения к жизни: В эпизоде «Циклоп» Джойс именно в уста Блума вложил такие программные слова: «Насилие, войны, надругательства, ненависть - нет, это жизнь для мужчин и женщин». Что же противостоит этому? - спрашивает Блума его собеседник. «То, что противоположно ненависти, - ответил Блум. - Любовь».
Джойс шел все дальше по пути поиска предельного значения слова, максимальной выразительности фразы. Его поиск увенчался удивительными находками: он действительно был чародеем, который мог делать словом все что угодно. Но его открытия шли рука об руку с неудачей» в конце его творческого пути вздыбилась громада «Поминок по Финнегану» - произведения некоего нового синтетического жанра, сочетай слова с музыкой, этого «материализовавшегося безумия» писателя, рассчитанного на того, кто сделает освоение текста делом жизни.
Сейчас, когда текст Джойса представлен на читательский суд в переводах его младших современников, корифеев отечественной переводческой школы, разорванная связь литературного времени, как разорванная сеть, начнет лататься. Проступят черты и в нашей словесности, ранее не понятые, не увиденные, образуются, хочется надеяться, и новые связи.