Понтий Пилат – лицо историческое и библейское одновременно. Причем, Евангелие не акцентирует вины Пилата. В евангелиях (Особенно в Евангелии от Иоанна) воля Пилата противопоставлена воле Иудеев, требующих казни Христа. Даже распоряжение избить Иисуса, отданного Пилатом на расправу римским солдатам, по версии синоптика было предпринято Пилатом, чтобы разжалобить толпу, требующую его распятия. Правитель, используя символический жест, умывает руки перед иудейским народом, он сообщает толпе, что не видит вины на «праведнике сем», то есть перекладывает ответственность за казнь на иудеев.. И в молитвах сказано, «распятого за нас (при) Понтийском Пилате». Не Пилатом, а при Пилате, то есть в его правление. Почему не интересна автору вина Кайафы, подкупившего Иуду, толкнувшего его на гнусное преступление и приговорившего вместе с синедрионом ни в чем не виновного бродячего философа к страшной и позорной казни? Почему автора так интересует вина Пилата? Почему же Булгаков выбирает именно эту, «мало чем интересную историческую фигуру», как пишут некоторые исследователи, которая и оставила след в истории только благодаря участию в истязаниях и казни Спасителя в качестве одного из действующих, принимающих решение лиц? Если в ней нет ничего привлекательного, как пишут историки и многие исследователи, то в чем интерес?
Расширение сознания героя происходит в связи с ломкой стереотипов и устойчивых представлений о мире и природе человека. Появляется новое понятие – бессмертие. Бессмертие не богов, а человека. Отсюда новая шкала нравственности и меры ответственности за свои поступки. Динамика развития сознания образа Пилата в этом направлении для дьявола не интересна, более того, проигрышна. Это не история доктора Фауста. Это другая история. Значит, кто же все-таки рассказывает о Понтии Пилате? Воланд, дьявол или тот, кто прячется за этой маской?
Если мы все-таки допускаем такое предположение, тогда открывается гениальный прием: прячущийся за маской автор оказывается свободным вдвойне - свободным не только отображать реальность, но менять ее и нарушать ее границы, создавать новую реальность, прибегая к приемам карнавализации, избегать узких рамок реализма, ориентируясь только на свою авторскую задачу.
Как отмечает исследователь антропонимики романа Е. П. Багирова: «При описании «ершалаимского мира» писатель использует:
1) имена реально существовавших в истории лиц – Тиберий, Понтий Пилат, Ирод Великий, Валерий Грат;
2) антропонимы, заимствованные из разных литературных источников – Дисмас, Гестас, - из апокрифического евангелия Никодима;
3) создает новые имена Иешуа Га-Ноцри, Вар-равван, Левий Матвей, Марк Крысобой на основе имен исторических персонажей.
Последние отражают трансформацию известного образа в образ совершенно новый, но построенный по общей с первоисточником семантической модели» (Багирова 2004:15). С этим положением можно согласиться только отчасти. Так называемые «новые» имена неоднородны. Среди них выделяются абсолютно новые для слуха: Га-Ноцри и Крысобой, с одной стороны, и слегка измененные по фонетическому составу: Вар-равван - упомянутый в евангелиях Варрава, Левий Матвей – апостол Матвей, с другой стороны.
Связь имени с человеком, его носителем, выражается в его судьбе и чертах характера, как утверждают астрологи и психологи. Выбор имени героя – дело не менее ответственное, чем выбор имени человека. Ни одно имя не является случайным в романе. Поиск каждого имени в процессе работы над текстом романа велся очень напряженно, иногда мучительно. В процессе работы над романом от редакции к редакции имена менялись. Каждое мотивировано характером, социокультурными характеристиками и еще чем-то необъяснимым, но очень важным.
Понятно, что одно имя писателю необходимо было зашифровать исходя из целей собственной безопасности. Сажали в тюрьму за фразеологизм «слава богу», произнесенный спонтанно в бытовом общении!
Иешуа – это произношение слова Иисус на арамейском и древнееврейском языках. А вот почему Га-Ноцри?
На кресте, на котором был распят Иисус, в качестве издевательства римскими солдатами по приказу Пилата было написано на латыни I. N. R. I. – Iesus Nazarenus Rex Judeum ( в переводе с лат. - Иисус Назареян Царь Иудейский) В евангелии от Иоанна (19:19 -24) говорится о том, что надпись эта была переведена на еврейский и греческий языки, и что первосвященники обращались к Пилату: «Не пиши Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский. Пилат же отвечал: что я написал, то написал». Именно эти буквы воспроизводятся на живописных полотнах и скульптурных изображениях распятия. У Булгакова в ранних редакциях эти таблицы упоминались. Но в окончательный вариант рукописи не попали.
Теперь посмотрим, как можно создать аналогичную аббревиатуру на русском языке Га (Галилея - местность, где жил и проповедовал Иисус) – Н – (Назарет - город, где родился Иисус) – ЦР – (Црь – письменное сокращение в древнерусских и старославянских текстах слова – царь) – И (иудейский). Получается ГА- Н-ЦР-И. Понадобилась всего одна произвольно выбранная гласная для фонетического оформления в словесную номинацию известной аббревиатуры, чтобы она походила на прозвище, тогда заменявшее фамилию. Образование его столь прозрачно по внутренней форме, о которой писал А. Потебня, что странно, что до сих пор оно прочитывается некоторыми исследователями то как «варваризм», то как авторский неологизм. При верном прочтении имени и прозвища все встает на свои места.
Имя Левий тоже имеет библейские корни – от имени Леви, упоминающегося в выписках, которые писатель делал к роману. «Так же последователем был богатый мытарь, которого источники называют то Матфеем, то Леви и в доме которого Иешуа постоянно жил …» (Гретц «История евреев» Т. 4., стр. 217) (ОР ГБЛ. Ф. 562. К. 8. Ед. хр. 1. Л. 30).
Дело в том, что, кроме имен, у героев того времени быть ничего не могло. Приставки или присоединения к имени указывают либо на род, либо на местность, откуда родом тот или иной персонаж. Матвей – это, конечно же, хорошо известное нам имя апостола-евангелиста, Леви – родовое имя. Иуда из Кириафа, из города Кириафа. Таким образом, имя в романе приобретает прозрачную семантическую форму.
Сложнее дело обстоит с генеалогией имени Марк Крысобой. Имя Марк – одно из самых распространенных имен в Риме того времени. Марк Туллий Цицерон, Марк Антоний, Марк Анний Вер, Марк Аврелий и т.д. А вот с прозвищем никаких аналогий, кроме звуковых, предположить нельзя. Дело в том, что крыс в Риме тогда еще не было, они попали на европейский континент, завезенные в трюмах кораблей в средние века, когда эти трюмы появились. Зато был известный военачальник и консул Марк Лициний Красс, упоминаемый во всех исторических хрониках, прославившийся своими воинскими подвигами, в том числе в военной кампании подавления восстания рабов под предводительством Спартака. В ходе этой кампании чтобы пресечь распространения паники среди римских солдат, он восстановил жестокий обычай – децимацию, т. е. казнь каждого десятого солдата. Восстановив таким жестоким методом дисциплину, Красс сумел изолировать восставших рабов на Регийском полуострове.
Разбив армию Спартака, он жестоко расправился с пленными. Более шести тысяч пленных были распяты на крестах по дороге от Капуи до Рима.
Очевидно, что такая черта, как жестокость и решительность, могла быть заимствована у этого исторического персонажа.
Для Булгакова было важно ощущение достоверности, достигаемое за счет правды образа, художественной правды. Поэтому картинка, которая встает перед глазами читателя, буквально «видящего» огромного римского солдата, бьющего противников как крыс, гораздо важнее, чем подлинная историческая достоверность. Сознательное погружение читателя в подробности быта, географических названий (от названий частей города, названий ворот до названий и планировки дворцовых сооружений), культурной среды (бытовая культура ношения одежды, приема пищи, культура общения), воссоздание и упоминание исторических персонажей создает тот «эффект присутствия», то есть передачи событий от лица очевидца, о котором уже говорилось в предыдущих главах.