При этом нельзя не заметить, что гости выписаны с некоторым эклектизмом и однообразием в одно и то же время. Среди сводников, сводниц и отравительниц и висельников мелькают знакомые исторические персонажи. При этом критерии выбора персонажей спрятаны – например, композиторы Штраус и Вьетан по непонятным причинам оказались в царстве Воланда. Малюта Скуратов оказывается на балу без Грозного. Я позволю себе не согласиться с Камилом Икрамовым, полагавшим, что Грозный не попадает в список приглашенных по причинам слабости к тиранам самого М. Булгакова и что этот выбор сделан даже не на уровне сознания, а на уровне подсознания. Можно оттолкнуться и от другой версии. Среди гостей, собственно, тиранов достаточно:
Ни Гай Кесарь Калигула, ни Мессалина уже не интересовали Маргариту, как не заинтересовал ни один из королей, герцогов, кавалеров, самоубийц, отравительниц, висельников и сводниц, тюремщиков и шулеров, палачей, доносчиков, изменников, безумцев, сыщиков, растлителей.
Могу только предположить, что фигура Грозного с балом плохо ассоциировалась у М. Булгакова. Все-таки бал – это увеселительное светское мероприятие. И бальные гости, а вместе с тем это именно бальные гости, которые должны веселиться на балу, вести светские беседы. Балы для этого и устраиваются.
Соответствующая лексика: кавалеры, дамы, фрачники, лакированные, туфли, фрак, звон бокалов, шампанское, организационный сценарий, включающий танцы, угощения, своеобразный флирт (Наташа и господин Жак), - все соответствует представлению о бале как о светском мероприятии. Этикетные фразы: Я в восхищении!, Королева в восхищении!, Я рада…, Я счастлива… обычные для этой церемонии создают атмосферу непринужденного светского общения. И все-таки что-то поддерживает ощущение миража, готового рассыпаться и растаять в любой момент. Явная театрализация бального действа с ассоциативными ходами, связывающими его с приемами в американском посольстве (джаз, обилие цветов, птиц, шампанского) на самом деле подчеркивает его хрупкость и сиюминутность.
До того момента, когда в пятое измерение попадает барон Майгель, это вроде бы просто веселье. С момента подготовки и отправления основного ритуала черной мессы – пития живой крови жертвы, - происходит перевоплощение Воланда. Он берет бразды правления балом в свои руки, превращаясь в князя тьмы, то есть, принимая свое истинное обличие. Одежда его, напоминающая, кстати, папскую сутану, названную Булгаковым «хламида», выделяет его из бального окружения. В руках его шпага – магический атрибут, который на своих сеансах использовал знаменитый маг и оккультист начала двадцатого столетия – Папюс. Некоторые исследователи видят большое влияние этого исторического персонажа на образ Воланда.
Черный цвет - основной цвет его одеяний - и серый, представляющий гамму черного, символизируют возглавляемое им «ведомство», фирменный цвет. Когда он преображается, перед нами действительно князь тьмы. Ритуал поклонения окончен, связь миров возрождается благодаря самому загадочному субстанту – человеческой крови. Тема крови обыгрывается в различных контекстах, которые актуализируют различные значения слова:
Мне хочется тебе это сказать, чтоб ты знал, кровь еще будет – цена человеческой жизни в понимании Левия Матвея – кровавая месть за преданного и казненного Иешуа.
Кровь – великое дело – порода, врожденное благородство, унаследованное от далеких предков.
Кровь превратилась в вино – магический субстант, возрождающий к новой жизни.
Так концепт КРОВЬ становится одним из значимых понятий в языковой картине «закатного» романа М. А. Булгакова. Он актуализирует в своей семантической структуре почти все семы национального концепта и в общекультурном и в мистическом, сакральном аспектах.
Рассматривая национальный культурный концепт КРОВЬ, Ю. С. Степанов выделяет в этом концепте следующие составляющие: «1) текущая кровь, 2) кровь родства. В этом бинарном противопоставлении он усматривает возможность прочтения и отпочкования сем: священная кровь, кровь богов и убийство людей и животных» (Степанов 1997: 200).
Цветовая рифмовка образов крови и вина также проходит сквозь всю ткань повествования – кровавая лужа у ног Пилата, кровавая лужа около «умирающего» кота, на том самом месте, где позже обнаруживается труп Майгеля, чья кровь чудесным образом превратилась в вино. Это уже мистическое, сакральное в православной трактовке отношение к крови как важнейшему субстанту, связанному с душой человека. Поэтому кровь символически может заменяться вином, как близким по образу и субстанции веществу.
В романе с удивительной логической стройностью и четкостью выстраиваются системы ключевых понятий-концептов, организующих концептуальное единство произведения в единстве исторической и современных частей романа. Мы можем представить это на примере раскрытия оппозиции гиперконцептов произведения, организующих его идейно-философскую систему. К таким гиперконцептам, базовым понятиям относится важнейшая концептуальная пара - СВЕТ и ТЬМА, отражающие дуалистическую идею, лежащую в основе этой оппозиции. Это две изначальные субстанции вселенной, в Библии с этих понятий начинается повествование о сотворении мира. Причем ТЬМА изначальна. Это состояния вселенной до сотворения мира, это хаос. У Булгакова это еще и «ведомство» Воланда, царство темных сил, преисподняя, место, куда попадают грешники. В художественном пространстве романа оно включает и Москву. Темная стихия – это стихия разрушительная. «Страдание», «смерть», «неизлечимые болезни», «разрушение», «пустота» - это один ареал семантической структуры гиперконцепта ТЬМА. Другим, не менее важным, является мистический аспект наполнения в художественном тексте этого понятия. Он включает следующие семы: «колдовство», «соблазны», «область и царство темных сил», где действуют законы возмездия, воздаяния.
СВЕТ, как определяется в «Словаре живого великорусского языка В. Даля», - это «состояние противное тьме, мраку, потемкам, что дает способ видеть», «свет Божий», «свет небесный» (т. VI. С.156). СВЕТ появляется по слову Божию. М. А. Булгаков использует эти понятия (СВЕТ и ТЬМА) в русле православной религиозной традиции. То есть, под понятием СВЕТ имеется в виду, конечно, не «волновая субстанция», а нравственная-философская категория, отражающая систему представлений об устройстве мира.
Два ведомства делят власть над нематериальной, духовной сферой жизни и деятельности людей. В них действуют различные нравственные законы. Для ведомства высших сил это законы милосердия, любви, сострадания и прощения. «Ведомство», созданное Богом, характеризуется как высшая инстанция пребывания всех светлых сил – «светлые небеса». И также это дух человеческий в высшем его проявлении. Есть такие устойчивые выражения, как «свет любви», «свет разума».
Так, мы можем сказать, что Иешуа – дитя добра и СВЕТА и на Земле. «Свет пришел в мир, пишет евангелист Иоанн, отражая и кумранскую идеологию и идею дуализма, - но люди более возлюбили тьму… ибо делающий злое ненавидит свет, а поступающий по правде идет к свету» (3, 19 – 24). Он же призывает: «… веруйте в свет, да будете сынами света» (12, 35 – 36). Кстати, в кумранской литературе термин «сыны света»выступает как одно из определений членов общины. В евангелии от Иоанна он используется для обозначения христиан.
Концептуализация симметричных ключевых образов может быть рассмотрена, начиная с пары Воланд – Иешуа, представляющие свои «ведомства» «Света» и «Тьмы».
Данная оппозиция структурирует все идейно-композиционное пространство романа. Сила СВЕТА в московском «аду» только одна – это ЛЮБОВЬ. Именно она освещает путь заглавным романтическим героям. Так что Москва 20-х 30-х годов это, конечно же, не законченный ад. Поэтому не территориальный, а нравственный принцип деления «ведомств» мы будем считать определяющим.
Нравственные категории даны в данной структурной оппозиции в развитии, отражающем механизм взаимодействия «ведомств».