Вы не свободные командиры. Не спасители, не освободители. Вы тати ночные.
Свой край я вам не отдам.
Алек молчал.
Все молчали. Смотрели на Брору.
И под давлением этих взглядов, этого молчания толстяк начал трястись и в конце концов рухнул на колени.
— Дор… мой дор…
— А, так я теперь дор? — прошептал Алек. — Помнится, недавно ты называл меня иначе.
— Мой дор!.. — Брора попытался ползти на коленях, но живот не располагал к таким упражнениям.
— Ползаешь теперь в ногах у сильного. Когда сам был сильным, что творил? И вы все, прикрываясь сказками…
Голос взлетал, слова были почти физически ощутимы, разили хлёстко и больно. И в такт с ритмом речи взлетали эмоции толпы.
Что он делает, подумал Джонатам. Он же их раскачивает… Луиса наконец-то добралась до него, и через дурман наркотика, отмеренного щедрой щепотью, через скрежет осколков своих костей, встающих на места, он всё равно "слышал" чувства.
Радоничи грозно гудели в такт словам. Когда Алек замолчал, повисла страшная тишина. Одно только слово, и всё сорвётся, и случится бойня!..
Но гений не стал говорить.
Поднял руку. С ногтей капала кровь, только что полученные стигматы пришлись на старые. Брора отшатнулся, опрокинулся на спину. Алек стащил повязку, открыв мёртвый взгляд и пятная чумазое от сажи лицо кровью. Толстяк тихо завизжал, под ним расплылась лужа.
Ударило гулким жаром. Словно хамун, сосредоточенный в малом объёме, охватил жирное тело.
Брора успел лишь вскинуть перед собой руки, то ли в жалкой попытке защититься, то ли в мольбе о пощаде. Прозрачный огонь сжёг крик ещё в горле, слизнул волосы, одежду и кожу, спёк плоть в чёрную корку. В выжженном круге корчилось уже мёртвое тело.
Ещё мгновение, и нестерпимый жар сменился таким же страшным холодом. Земля подёрнулась инеем, камни трескались и звонко стреляли от мгновенного перепада температур. Порыв ледяного ветра зацепил и остальных пленников. Они испуганно отшатнулись.
Алек опустил воспалённые веки. Повернулся в сторону выживших татей.
— На колени, — страшному свистящему шёпоту нельзя было не внять. Разбойники повалились дружно, как дикари, оправляющие свой культ поклонения кровавому богу.
Алек стоял над ними, и его лицо, раскрашенное чёрным и красным, обожжённое и жаром и холодом, действительно казалось маской какого-то свирепого бога.
Неужели он и их тоже…
— Вы все заслуживаете смерти, — произнёс Алек, и никто, ни радоничи, ни тати, не издал ни звука. Ни запричитали, ни охнули, ни сказали "так и надо". — Даю вам отсрочку — год…
И опять никто не вздохнул с облегчением, не издал возмущённый возглас.
— Ваша жизнь и смерть в моих руках, — совершенно мёртвым голосом проговорил Алек. И медленно надел повязку.
От места казни расползался холодный туман.
После полудня через восточные врата Мечты вошёл одинокий странник. Перед ним парили носилки с привязанным человеком.
— Уф-ф-ф!.. — Юлия опустила носилки в пыль. — Нанималась я вам тут всех спасать? Сначала Тролль, теперь этот…
Привратные стражи отсалютовали, растерянно глядя на странницу, на её ношу. Играющие у стены дети испустили радостные кличи.
— Юлия вернулась! — Улитка, которую турнули из дома Лины, с визгом бросилась к ней, повисла на шее. — И с гостинцами!..
Все с любопытством уставились на лежащего на носилках человека. Один сообразительный малёк тут же метнулся в травный дом.
— Кто это? — поинтересовалась Улитка.
— Чтоб я знала!.. — Юлия дёрнула плечами. — Встретила в лесу… вернее, услышала боль, пошла и споткнулась об него. К нему уже дхоу подбирались.
— Неудивительно… — девочка покривилась от отчётливого духа разложения. Нога, перевязанная какой-то грязной тряпкой, воспалилась и опухла, под разорванной штаниной на грязной коже было видно поднимающиеся вверх красные узлы. Раненый дышал тяжело, сипло.
— Заражение крови, — пробормотала Улитка. — Да где там эти?!.
— Уже идут, — Юлия подняла взгляд.
— Почти традиция, — поприветствовала Криста, подходя. Подруги обнялись. — Едва Юлия возвращается, ей тут же нужны целители…
— Не мне, — Юлия кивнула на человека.
Маритэ уже встала на колени возле носилок, поводила рукой.
— Это сделано сталью. Не зубами, не, скажем, шипом хьёрна. А потом за раной почти не ухаживали… или разбередили… бегом, например…
— Где-то я видела этого дядьку, — Улитка задумчиво разглядывала жертву. Выглядел он сущим оборванцем. Истрёпанная одежда, лохматые вечность не мытые волосы, цвет не определишь из-за грязи. Кажется, высокий.