— За Родину!
Остальной бой он помнил плохо. Голова отяжелела, наполненная до краев лишь яростной ненавистью к врагам, убившим его последнего друга. Один за другим падали фашисты, сраженные его пулями. Здание за зданием его рота отвоевывала город у немцев, пока возле вокзала не встретилась с тем самым командиром казачьей сотни, которые ехал рядом с ними в начале штурма.
— Ну, здравствуй, пехота! — поздоровался он, выбираясь из-за развалин здания, где раньше, как помнил Петр, была почта. — Добрались все-таки…
Подерягин огляделся. Пелена красного тумана спала с его глаз и он, наконец, увидел, что окружен солдатами своей роты, изможденными долгим боем. Кто-то бинтовал простреленную навылет руку, кто-то поил лежащего на носилках тяжелораненого ефрейтора Кочкина. Кто-то курил, присев на корточки, ошалев от столь отчаянного штурма.
— Дошли… — промолвил он, вытирая пот разъедающий глаза.
— А командир ваш где? — усмехнулся казак, у которого у самого была забинтована нога, и он немного прихрамывал, не переставая улыбаться. — Вот строгий, зараза…
Воспоминание о Прохоре накатило с новой силой. Перед глазами Петра снова оказался его безжизненный взгляд, устремленный куда-то в небо. Никогда он теперь не поговорит с ним, никогда не услышит его смеха, строго командного голоса…И от этого «никогда» захотелось завыть, закричать, но Петр сдержался, понимая, что казак ни в чем не виноват.
— Убит он… — глухо проговорил он, отходя в сторону, низко опустив голову. — Убит, Прошка…
27
Утром его вызвал к себе в штаб, организованный в здании вокзала полковник Перхович. Франц Иосифович выглядел утомленным и разбитым. Штурм дался ему нелегко, но при встрече с Петром он встал и приветливо улыбнулся.
— Здравствуй, Петр Федорович! — поздоровался он, предлагая присесть на колченогий табурет, стоявший напротив его письменного стола. — Наслышан…Наслышан про твои подвиги! Повести за собой роту…Принять командование на себя в столь ответственный момент не каждый сможет!
— Спасибо… — кивнул Подерягин, низко опустив голову. Он вовсе не считал себя героем. И никогда бы не пошел в лобовую атаку, если бы не смерть Зубова. Капитан был его другом, а его гибель затмила разум, заставив совершить необдуманный поступок, который в конечном итоге привел к прорыву хорошо укрепленной обороны немцев и взятию города.
— Знаю…знаю, как вы были близки с Прохор Алексеевичем! — покачал головой Перхович, наливая и себе, и Петру немного горячего чая в металлическую солдатскую кружку. — Война, будь она проклята! Забирает самых лучших от нас…
Петр промолчал, не зная, что на это сказать. Его мысли теперь были далеко отсюда. В родном доме, где его ждала семья. Сколько он их не видел? Прошел почти год с того момента, как они с Акулиной прощались на перроне того самого вокзала, который ему пришлось брать сегодняшней ночью. Как она там? Как отец? Как дети?
— …Мы, конечно, тебя без награды не оставим! — закончил фразу Франц Иосифович, начало которой Петр за своими мыслями не расслышал. — Уже сейчас подал на тебя в штаб армии представление о присвоении тебе офицерского звания. Роту мы тебе пока не дадим, а вот взводом…
— Спасибо за оказанное доверие! — Подерягин встал, вытянувшись в струнку.
— Подожди… — Перхович смешался, пряча глаза. — Я не для того тебя позвал…
— А для чего? — смутился Петр.
— В городе действовал партизанский отряд, возглавляемый бывшим начальником местного НКВД Тарасом Говоровым. Они нам помогли при штурме.
— Я знаю, — кивнул напряженно Подерягин, почувствовав неладное, — их мальчонка нас встретил на въезде, чтобы показать дорогу.
— Так вот Тарас Павлович очень хотел с тобой встретиться.
— С чего бы это? — удивился Петр.
— Тарас Павлович! — позвал негромко Перхович.
Дверь немедленно открылась, и на пороге появился небольшого роста крепкий абсолютно лысый мужчина средних лет. На поясе у него был пистолет, а сам он был одет в нквдэшную синюю форму.
— Вот он ваш Петр Подерягин! — кивнул на своего солдата Франц Иосифович, покидая кабинет. — Я вас оставлю на полчасика. Вам, наверное, о многом надо поговорить…
— Что за… — возмутился Петр, но увидев печальные глаза Говорова замер на месте, опустившись обратно на стул, найдя в этом взгляде причину своего плохого предчувствия, не оставлявшего его последние несколько дней.
— Вот ты, какой…Вы очень похожи с отцом! — с некоторых пор к людям его профессии Петр относился настороженно, но что-то располагало к себе в Говорове, заставляя поверить каждому произнесенному слову.