– Как называется твоя церковь?
– Во-первых, я с вами на брудершафт не пил, – холодно ответил отец Виктор, – а во-вторых, моя Церковь называется Украинская Православная Церковь Московского Патриархата, а я – иерей Виктор Грищук, если вы не знаете.
– Во-первых, – повысил голос один из штурмовиков, – ты принадлежишь к Московскому патриархату, значит москаль. А во-вторых, твоя церковь, насколько нам известно, называется храм святителя Луки Крымского. Епископа Крыма, где сегодня вспыхнул мятеж. А мы называемся Правый Сектор. Мы защищаем независимость Украины от России, а кто не с нами, тот не прав и не должен жить. И вот, что ты должен сделать, чтобы жить. Когда мы придём сюда в следующий раз, здесь должны лежать все учредительные документы прихода. И нотариально заверенные документы о переоформлении прихода на Киевский патриархат. А тебя, чтобы и духу здесь не было. Настоятель прихода в пригороде украинской столицы должен быть патриотом Украины, то есть, верным подчинённым истинного патриарха Филарета, а не путинского холуя Кирилла Гундяева, что молча позволяет России у нас Крым отжать. И никакого упоминания крымского епископа в названии прихода. Переименуем храм в честь Мазепы…
– Но позвольте, – робко пытался возражать отец Виктор, – Кирилл – мой законный патриарх, а Мазепа предан анафеме, в отличие от канонизированного архиепископа Луки.
– Заткнись! – крикнул второй штурмовик, – как мы вам прикажем, епископам и попам, так и будете молиться! Наши требования понятны? Срок исполнения двое суток. И если ты их проигнорируешь, то мы придём сюда снова, и тогда выжившие будут завидовать мёртвым.
А третий вынул из кобуры пистолет, навёл на священника и скомандовал:
– Пляши. Кто не скачет, тот москаль.
Этого я уже не стерпел и начал подниматься из-за стола:
– Как ты разговариваешь с Божьим служителем?
Но тут же получил рукояткой этого пистолета по лбу, так что выступила капля крови, и осел обратно на стул.
Отец Виктор пытался изображать в подряснике какие-то вялые движения, позабытые со времён перестроечных дискотек, а штурмовики гоготали, как дикие жеребцы.
Через минуту они резко развернулись и вышли, отдав в дверях нацистский салют, и за столом воцарилось унылое молчание.
Первым его нарушил отец Виктор:
– Приглашения на престольный праздник отменяются. Кто придёт, тот и придёт. А рисковать чужими жизнями я считаю неоправданным.
Я уточнил:
– Так он, всё-таки, будет?
– Да, я здесь останусь, – ответил отец Виктор, – я – воин Христов, бросать свой приход – дезертирство. Тем более, я не отдам раскольникам единственный храм в нашем городке.
– Но как же священники-белоэмигранты, бежавшие от диктатуры безбожных коммунистов? – спросил я.
– Они ответят за свои грехи, а я за свои, – смиренно уклонился от прямого ответа священник.
– А как же дети и матушка? – Наталья, прежде всего, спросила о жене, потому что сама недавно стала женой.
– Должны были пересечь молдавскую границу, примерно, когда читались часы, – батюшка взглянул на циферблат на стене.
– Так ты предвидел это? – подумал я о своём. Я вообще склонен к мистике и не одного знакомого священника подозревал в прозорливости и других духовных дарах.
Но разгадка оказалась значительно проще.
– Ах, да, вы же второй день на Украине после переворота и ничего не знаете, – спохватился отец Виктор, – эти фашиствующие боевики – патологические антисемиты, несмотря на то, что получают деньги от еврейских олигархов. В начале недели ко мне пристал один связанный с ними местный житель: «А твоя жинка часом не жидовочка?» И я понял, что медлить нельзя. Достал им билеты на вчерашний поезд до Одессы. А от Одессы любой таксист довезёт до Тирасполя за 250 гривен.
– У матушки родня в Тирасполе?
– В Каменке, на другом конце Приднестровья, крупная еврейская община есть. А евреи своих не бросают. В Одессе еврейская община ещё крупнее, но за пределами Украины безопаснее.
Я помнил, что матушка Феодора в девичестве звалась Фрида Самуиловна Эйхенбаум. И завидовал двоюродному брату по-белому. Обратить в православие ортодоксальную иудейку. Лично мне за всю свою жизнь не удалось обратить даже ни единого атеиста, не то, что убеждённого иноверца.
Брат, между тем, продолжал:
– Из родни Фриды в Киевской области остался только отец, по делам своей фирмы. Он собирается выехать на следующей неделе. А я останусь навсегда служить Богу и пастве.
– Мы с тобой, – синхронно произнесли мы с Натой согласие присутствовать на престольном празднике, несмотря ни на что. Было страшно, но мы были просто обязаны поддержать замечательного священника и замечательного брата в такой тяжёлый час.