Обидно. И даже вдвойне обидно, что девушку, похожую на ирландку, уволили именно в день святого Патрика, покровителя Ирландии. Но это не конец света, а всего лишь конец карьеры. Биржи фрилансеров, в конце концов, никто не отменял. Программист с семилетним стажем наверняка заинтересует многих клиентов. В том числе, богатых американцев, ибо свободно владеет английским языком. Это будет не совсем законное предпринимательство, но кто сейчас на Украине думает о законе?
Выпив и закусив, мы сразу пошли в душ и спать, потому что завтра собирались на утреннее богослужение. Наталью теперь работа не держала, а я был у шефа на хорошем счету, и он разрешил мне приехать к обеду.
Ночью Ната спала плохо – часто ворочалась и один раз даже упала с дивана.
А когда заиграл мой будильник, она уже суетилась в халате, готовя нам завтрак. Мы не причащались, так что решили поесть.
Ехали в пригород на электричке. Не из-за виски – выпил я вечером совсем чуть-чуть и вполне мог с утра сесть за руль. А из-за того, что вместе с разгромом милиции начался хаос и в ГАИ. И буквально каждый десятый киевский водитель ездил, выпив далеко не чуть-чуть. Ещё не хватало пропустить престольный праздник в любимом храме, столкнувшись с каким-то лихачом на кольцевой.
Священник в храме был один, поэтому из-за большого количества исповедующихся литургия началась не в 9:00, а когда по штатному расписанию уже пора петь Херувимскую.
Преклонив колена, мы помолились о «Преблаженных Честных Дарех» и ожидали, когда батюшка выйдет с Чашей из алтаря.
В это время дубовая дверь храма громко отлетела к стене коридора, и тишину богослужения нарушили позавчерашние незваные гости, но уже не трое, а восемнадцать человек.
Они строем прошли к самому аналою, расталкивая христиан, как мешки с мукой, и командир отряда крикнул:
– Где священник Виктор Грищук?
Через несколько секунд батюшка вышел из алтаря:
– Я священник. А вы кто такие, что нарушаете порядок богослужения?
Он сразу понял, кто они такие. Весь вчерашний день отец Виктор мысленно прокручивал в голове сцену, как его будут брать. Но он не предполагал, что у боевиков хватит наглости ворваться в Божий храм прямо во время Божественной Литургии. Некоторые из них даже верующие, только католики или раскольники.
– Вы арестованы, как деятель враждебной Украине организации «Московский патриархат».
Один старичок почти заплакал:
– Как же так, батюшка? Люди готовились, а кто причащать будет?
Священник попытался ухватиться за эту соломинку:
– Он прав. Когда освящены Святые Дары, необходимо закончить Литургию. Или хотя бы мне самому их потребить.
– А шо? – подмигнул один из штурмовиков, – нехай дерябнет винца своего для храбрости. Она ему понадобится. Ой, как понадобится!
– Дурак, – оборвал его командир отряда, – Мабуть у него там из алтаря ход подземный на другой берег реки, а в конце машина припаркована, и ищи-свищи.
Поняв, что до Чаши его не допустят, священник, надеясь на чудо, решил прорваться в алтарь силой и рванулся через строй боевиков. Чуда не случилось – его повалили на пол, потом отнесли к боковой стене и стали молотить затылком по фреске с надписью «Возлюби ближнего своего, как самого себя».
Прихожане разбежались. Тем более, девочки-подростки из хора. Но я не мог безучастно отступить, когда творится погром. Оторвав от пола тяжеловесный полутораметровый подсвечник, я размахнулся им со всей дури и с криком: «Витё-ё-ё-ёк!» вломил главному избивателю по хребту. Тот аж пополам сложился. Но силы были не равны. Штурмовики задавили меня мясом. Следом за настоятелем храма на полу оказался и я сам. Наверно, меня бы прикончили, но тут на подмогу поспешила Наталья. Как дикая кошка, она прыгнула на дюжего боевика и вцепилась ему ногтями в рожу. Тот едва смог стряхнуть её со своей спины. А я освободиться не смог. Меня вчетвером схватили за руки и за ноги, вынесли из храма и бросили в предусмотрительно припаркованный рядом автозак. Последнее, что я видел перед тем, как закрылась дверь с узким зарешёченным окном, это был прыжок Натальи, на глазах опешивших штурмовиков убегающей из храма вместо заблокированной ими двери в окно.
* * *
Задавленный телами других арестованных, я не мог видеть городские кварталы, через которые нас везли, и смутно представлял, где находится тюрьма. Здание было явно старинным. Камеры маленькие и с низкими сводчатыми потолками. Маленькое окно под самой крышей. Целые стёкла для тюрьмы – роскошь, поэтому через него нещадно сифонил штормовой ветер и изредка долетали брызги мокрого снега. Это было даже облегчением, потому что пить по дороге не давали. Но, несмотря на шквалистые порывы с нулевой температурой и неработающее отопление, было то холодно, то жарко. Заключённые, набитые, как сельди в бочке, надышали. Воняло до тошноты, потому что баней арестантов, судя по всему, не баловали.