– В том-то и дело, что бизнесмена, – проворчал Сергей Валерьевич, – вся его вина перед бандитской властью лишь в том, что на его банковском счёте слишком много нулей. Не захотел капиталами делиться.
В восемь утра приехали на машине три трезвых водителя. Двое, чтобы наши с дедом машины отогнать, а третий, чтобы вести машину, на которой они сами приехали. Увидев в багажниках трупы, они заломили тройную цену. Но совсем не отказались. Уже привыкли. В последнее время им частенько такие вызовы поступали. Кому бандитский беспредел, а кому неплохой гешефт.
* * *
Сдав жену и тестя священника в киевский морг, я попросил шофёра поставить мою машину на парковке у супермаркета рядом с квартирой.
Супермаркет уже открылся, и я получил возможность купить пива, продолжая глушить горе алкоголем.
Раз за разом я слушал песню Nazareth “I don’t want to go on without you” и песню Арии «Возьми моё сердце».
Звонил директор. Я открытым текстом рассказал ему, что потерял жену. Он отнёсся с пониманием к тому, что я по этому поводу в свинячьем состоянии, и разрешил до конца недели не появляться в офисе. Только забрать приказ о переводе, и можно сразу ехать в Луганск.
Положив телефон, я снова стал предаваться печали. Даже попробовал сочинить стихотворение о себе. Но спьяну почти всё забыл. Помню только первую строку:
В равноденствие новой зимой завершилась весна…
И концовку:
Так и в сердце моём свет жизни угас.
Я как призрак, ветром носимый.
Человек умирает столько раз,
Сколько раз он теряет любимых.
Сидеть в четырёх стенах было невыносимо. Я взял пухлую пачку наличности и отправился по кабакам.
От безысходности я там закурил. Причём, не только табак. А поздно вечером рискнул даже попробовать купленные на чёрном рынке транквилизаторы.
Вот так и сидел в ночном клубе, тупо таращась в одну точку и монотонно повторяя раз за разом:
– Пам-пам-пам, феназепам, пам-пам.
А утром ездил в метро туда-сюда с бутылкой в руке, размазывая по обросшему щетиной лицу слёзы, сопли и слюни и наливая по доброте душевной таким же слюнявым бомжам.
А ещё сидел у ограды детского сада прямо на земле. Смотрел, как играют дети, и горестно вздыхал о том, что у нас с Натой уже никогда не будет детей.
К шести вечера я вернулся домой и немного протрезвел.
И в тот же час мне позвонил Сергей Валерьевич и предупредил, чтобы я больше не пил, потому что завтра в первой половине дня надо было ехать на похороны.
Но я всё же перед выездом принял чекушку, чтобы приглушить боль. И поехал за рулём пьяный. Мне уже было всё равно.
Хоронили одновременно четверых – отца Виктора, Наталью, Степана Сергеевича и Самуила Моисеевича.
Мне пришла в голову мысль:
– Православных отпел отец Илия, а по еврею и каддиш ятом прочитать некому.
И от этого ещё сильнее полились слёзы.
Среди славянских народов считается, что мужчинам плакать не пристало. А среди евреев мужественность не исключает права проливать слёзы. В этот день я поступил по-еврейски.
Священника хоронили в облачении, бизнесмена в обычном цивильном смокинге, еврея в национальном костюме. А самую молодую из умерших – в заштопанном по лоскутам любимом костюме цветов национального флага, не до конца отстиравшемся от крови.
Мёртвая украинка в окровавленном жовто-блакитном костюме. Символично. Вся Украина теперь мертва. Растерзана по косточками бандеровской нелюдью.
Приехал Сергей Валерьевич с личным водителем покойного сына. Его выносили из грузового микроавтобуса на инвалидной коляске. От стресса и пьянства у восьмидесятилетнего старика парализовало ноги. Нет худшего испытания для родителей, чем хоронить родных детей. Тем более, вместе с внуками.
За время похорон я окончательно отошёл от пьянства и только тогда понял глубину своего горя.
Чем выше взлетел, тем больнее падать. Со своим счастливым браком и блистательной карьерой, я вознёсся до небес. И теперь низвергнут на самое дно ада.
Припарковав машину у станции метро Арсенальная, где мы с Натой так любили ездить на длинных эскалаторах, я поехал по красной ветке на восток. Я опирался спиной о двери, где было написано «Не притулятися». А когда милиционер сделал мне замечание, показал ему средний палец.
Я вышел на станции метро Гидропарк и направился на мост через Днепр.
Раньше я любил стоять на мостах и медитировать, глядя на неспешно текущую равнинную реку.
Теперь я поднялся на мост, как я считал, в последний раз. Минут десять я, как встарь, смотрел на воду, а потом понял, что пора кончать. Сразу и со всем.