– Как ты можешь спокойно смотреть, что среди бела дня совершается преступление? Иди, разберись.
А тот и отвечает ему:
– Дiдо, шо ж я могу з цiм отрядом зробити? Вони ж зараз офiцiйна влада.
Отец побледнел, стал задыхаться:
– Эти подонки? Официальная власть?? Умереть – не встать!
Он и умер, и не встал. Сердце не выдержало. Инфаркт миокарда. Упал на асфальт, как подкошенный, и скончался ещё до приезда скорой помощи.
Я, как мне сообщили о его смерти, хотела тебе позвонить, а ты недоступен был.
Тогда я позвонила Наташе и сказала:
– Наташенька, передай Андрею, что отец умер. Пусть возвращается домой, если хочет успеть на похороны.
Но не договорила – связь прервалась.
А потом подумала:
– Ну, куда вам срываться из-за границы, да ещё и в медовый месяц?
И больше не звонила – не хотела расстраивать вас раньше времени.
Думала, возвратитесь из путешествия, там и свяжемся.
Через неделю я снова тебя набрала, но твой телефон опять был недоступен.
* * *
– Восемнадцатого вечером я сидел в тюрьме, – прошептал я сквозь зубы.
– Ой, сыночек, и тебе досталось от бандитов, власть имущих, – снова запричитала мать.
Мне ничего не оставалось, как в ответ на мамин рассказ изложить, насколько много мне от них на самом деле досталось, и почему я приехал без супруги. Как можно короче, с минимумом шокирующих деталей. Во-первых, эти события для меня самого – незаживающая рана, и не стоит лишний раз сыпать соль на неё. А во-вторых, только мать потерять теперь мне не хватало – её сердце тоже далеко не молодое.
Я дал ей время одеться, и мы пошли на кладбище.
Короткий путь занял совсем мало времени, и вот мы уже стояли у свежей могилы с надписью «Соколов Владимир Павлович. 09.02.1948-10.03.2014».
– Какая же, всё-таки, чудовищная цепь нелепых случайностей, – думал я, склонившись над ещё не осевшим холмиком, – если бы Наташа дослушала мамин звонок. Если бы я перезвонил маме из Италии. Или Наташа перезвонила. Мы бы решились на эмиграцию. Если бы… Если бы… Впрочем, кто бы тогда был рядом с мамой, чтобы она злой волей бандитов не последовала за отцом? Кто бы оказал сопротивление во время разгрома храма в пригороде Киева?
– Да что уж теперь пилить опилки? – раздражённо брякнул я вслух и пошёл прочь с кладбища, так быстро, что престарелая мать не поспевала за моими размашистыми шагами.
Придя домой, я только тогда заметил, что в коридоре стоят не распакованные инструменты, купленные папой в последний день своей жизни. Значит, не все менты такие, как генерал Кушнеренко. Есть и честные.
Я тут же пошёл в гараж и доделал дело, не завершённое отцом. Когда стемнело, в гараже стало можно зажигать свет. Если бы каждый украинец, вместо того, чтобы тусить с лоботрясами на Майдане, починил у себя дома хоть что-нибудь, мы бы жили богаче, чем в Евросоюзе, куда изо всех сил рвутся те, кто скакал на Майдане. Если бы. Опять если бы.
Вскоре я овладел собой, и мои мысли стали более практичными. Когда я закатывал Мерседес в отремонтированный гараж, то подумал, что машина с киевскими номерами пригодится в грядущей борьбе. Её не станут останавливать на блок-постах бойцы национальной гвардии. Если я потерял из-за бандитов близких людей, великое ли дело будет, коль отдам на борьбу против них имущество?
* * *
На следующий день я был в офисе вовремя и сразу основательно взялся за дело.
Не успел закончиться рабочий день, как из коллектива были вычищены идейные сторонники Майдана.
В оставшиеся дни до восстания мы сосредоточились на выездах к клиентам, даже в ущерб прямым продажам. Сервисные инженеры и менеджеры не только проворачивали дела фирмы, приносившие прибыль. На встречах с клиентами особое внимание уделялось возможности внезапно завязать разговор и склонить хотя бы ещё одного человека на нашу сторону.