А в последние дни мне кажется, что это она жива. По-настоящему жива. А я умер. Все чувства отболели и перегорели. В самурайском кодексе чести Бусидо правило номер один гласит: «Действуй так, как будто ты уже мёртв». Я так и действую. И если это приносит максимум пользы общему делу, да будет так.
Но, как показала практика, никуда ты, морячок, не денешься с подводной лодки. От себя не убежишь. Рано или поздно чувства нет-нет, да и всплывут.
Возвратившись на дежурство, я принялся рассматривать наши с Натой свадебные фотографии.
Я не успел их забрать у фотографа, вернувшись из Италии – тогда нам с женой было, мягко говоря, не до того.
Потом я уехал в Луганск поднимать восстание, а фотограф, как сторонник Майдана, остался в Киеве.
Но в день референдума мы свиделись.
Он поехал в так называемую «зону АТО», то есть, на восставший Донбасс военным корреспондентом. Подзаработать решил. И позлорадствовать, снимая, как части украинской армии ворвутся в Луганск и сорвут голосование.
В Луганск хохлы, конечно же, не ворвались.
Получив отпор, они были вынуждены отступать в захваченный ими луганский аэропорт.
Корреспондент ехал на машине по навигатору с тормознутой и глючной прошивкой. В итоге он заблудился и выскочил прямо на наш блокпост в Успенке.
Поначалу молодые и горячие студенты, взявшие его в плен, хотели его шлёпнуть за то, что шпионил, выдавая украинской армии наши позиции.
Но я охладил их пыл, напомнив приказ Болотова о человечном отношении к пленным.
Но носители информации с тем, что он наснимал, я у него изъял.
И когда увидел ещё не стёртые с них фотографии со своей свадьбы, от удивления смог выговорить только: «Бывают в жизни совпадения».
Интересно, узнал ли он в суровом вояке своего бывшего друга. Я-то его узнал в лицо, но не подал вида. Думаю, он поступил также.
Когда мне совсем невмоготу, я обращаюсь к творчеству. И я решил совместить эскапизм и выполнение священного долга. Никто не должен быть забыт, ничто не должно быть забыто. Ни люди, пролившие свою кровь невинно, ни счастье человеческое, растоптанное берцами штурмовиков.
Но мемуары я начал писать не сразу. Сначала я написал стихи.
Второго мая бандеровцы, позиционирующие себя, как цивилизованные европейцы, с дикой азиатской жестокостью подавили протесты в Одессе – сожгли заживо 56 гражданских лиц.
К тому времени я уже многое повидал на родной Луганщине, но в такое не мог поверить до последней минуты, пока не увидел документальную съёмку с места событий от надёжных проверенных товарищей.
Фашисты ещё и насмехались над трагедией: «Новое блюдо украинской национальной кухни – жареные колорады по-одесски».
В голове не укладывается.
По следам этого события родилось всего две строки, а потом я заглох и не смог продолжить их, но и они оказались достаточно красноречивыми:
Мертва Украина – сгорела живьём.
Убита в Одессе нацистским зверьём.
Более плодотворной оказалась попытка сочинить что-нибудь к недавно минувшему Дню Победы. Я взял за основу моё любимое стихотворение об Отечественной Войне. Которое я выучил ещё в старших классах школы. К 50-летию победы, когда День Победы на Украине был ещё государственным праздником. И переделал его так, чтобы похожими рифмами рассказать о последних, известных между нами событиях.
Оригинал. Михаил Светлов, "Итальянец", 1943 г.
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина