М. Х.: Вернёмся к вопросу о составе ополчения. Насколько охотно записываются в него жители Новороссии? И каков процент сочувствующих вам среди тех, кто не воюет?
Л. Р.: В разных городах по-разному. Помню, ехали мы как-то вечером на БТРе по улицам Луганска. И видим, развалились на скамейке несколько рыл, пиво дуют. Проезжаем мы мимо них, а они одобрительно кричат пьяными голосами:
– Молодцы, ребята, так держать!
Я не выдержал и наорал на них:
– А вы что сидите? Вместо того чтобы отстаивать свою свободу, пивные сиськи отращиваете!
И грязно выругался.
А комбат Полина в Северодонецке так напутствовала своих девиц:
– Пока мужики смотрят чемпионат мира по футболу под пивко, кто будет защищать Родину, если не мы?
Но есть и другие примеры. Когда весь город, до последней бабушки, вставал на свою защиту.
В Славянске жила старшая сестра моей матери, тётя Света.
И когда там появились первые каратели, она с подружками весь день пекла пирожки. Начиняя их снотворным.
Ближе к вечеру они вышли навстречу солдатам и так нежно стали ворковать:
– Ой, какие худенькие голодные мальчики. Устали, наверно, с дороги. Мы вам покушать принесли.
Отведали они, значит, отравленные пирожки, а наутро, когда проснулись, обнаружили, что стали безоружными военнопленными.
М. Х.: Славянск сейчас оккупирован украинской армией. Вы в курсе, действительно ли укры подвергли жестоким репрессиям местных жителей, единодушно поддерживавших ополчение?
Л. Р.: Я не скажу за всех жителей, а тётю Свету казнили. Семидесятилетнюю старушку и других бабушек затравили собаками, согнав народ на зрелище для острастки. Исполнители кровавой расправы известны нам поимённо. Трое уже ликвидированы. Одного из них я собственноручно повесил на линии электропередач. Учитывая, какой бардак на оккупированных территориях, может быть, он до сих пор там висит.
М. Х.: Вы говорили, что родом из Лутугино. Насколько мне известно, в Лутугино сейчас идут бои. Ваша мать там?
Л. Р.: Лутугино под контролем укров. Маму я заблаговременно вывез. Она живёт в черте Луганска, в Каменном Броде. В этом доме раньше жили вдвоём отец и сын. Они оба у меня во взводе, а дом остался пустым. Теперь бойцы спокойны за то, что есть, кому поддерживать порядок в доме, а я спокоен за мать.
М. Х.: Но ведь Каменнобродский район Луганска находится под артиллерийским обстрелом.
Л. Р.: Весь город под обстрелом. Увы и ах, в Новороссии сейчас нет безопасных мест. Но мы работаем над тем, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Может быть, не так эффективно, как хотелось бы, но работаем.
М. Х.: А как, вообще, настроение бойцов? Не теряют веру в победу?
Л. Р.: Как написано у апостола Павла: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены. Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся».
М. Х.: Как вы относитесь к тому, что стали знаменитым?
Л. Р.(поморщился): Я не ищу известности. До войны я был очень общительным и честолюбивым. Но, потеряв больше половины близких и дорогих людей, весельчак и балагур замкнулся в себе и превратился в интроверта.
М. Х.: По вашей манере держаться во время интервью, я бы не сказала, что вы необщительный.
Л. Р.: Со стороны, наверное, виднее.
М. Х.: Одна студентка с западной Украины весной написала стихотворение «Никогда мы не будем братьями», посвятив его русским. В то же время, большинство россиян, несмотря ни на что, считают русский и украинский народы братскими. А что скажете вы?
Л. Р.: Я бы назвал повальную русофобию на Украине массовой одержимостью. Это прискорбно, но излечимо. Скоро к ним придут экзорцисты с калашами. Не хотят по-хорошему, тогда мы по-плохому заставим их признать очевидное:
«Россия, Украина, Беларусь: вместе мы – Святая Русь».
М. Х.: Как вам с Моторолой удалось отстоять Шахтёрск при десятикратном превосходстве противника?
Л. Р.: Прежде всего, из-за нежелания украинских солдат наступать. Мало кто действительно готов умирать за олигархов, идиотов и клоунов в Верховной Раде, которую за глаза называют «Верховна зрада».
Видел на днях эссе одного из блогеров, то ли Эль-Мюрида, то ли Кассада, о поведении Порошенко в Европе и США, кратко умещающееся в одной фразе: «Мы великие – дайте денег».