Уход за парком требовал значительной ручной работы. Князь Николай, желавший превратить Архангельское в приют роскоши и красоты, изгнал со своих земель зерновые культуры. Зерно для нужд крестьян привозили из соседних имений, а сами они были заняты исключительно работами по уходу и украшению его садов.
Парк был выдержан в чисто французском стиле. Три длинные террасы, украшенные статуями и мраморными вазами, спускались к реке. В центре грабовые аллеи окаймляли длинный зеленый газон. Повсюду были разбросаны живописные рощицы и фонтаны. На берегу у самой воды возвышались четыре павильона, соединенные оранжереями двухсотметровой длины. В зимнем саду среди апельсиновых деревьев и пальм стояли мраморные скамьи и били фонтаны. Экзотические птицы и цветы создавали иллюзию вечного лета, в то время как через высокие окна был виден парк, покрытый снегом.
В зоологическом саду обитали редкие птицы, которых князь выписал из-за границы. Императрица Екатерина подарила ему семейство тибетских верблюдов. С того момента, как эти животные были отправлены из Царского Села, специальный курьер прибывал каждый день в Архангельское, чтобы известить князя о состоянии здоровья этих «путешественников».
Рассказывали, что каждый полдень из сада в направлении дворца вылетал орел и что у рыбы в пруду сверкали в жабрах золотые кольца.
В 1812 году князю Николаю пришлось покинуть Архангельское и укрыться в Туракино, где формировались русские армии перед наступлением французских войск. Он долго не получал известий из своих имений. Война окончилась, он вернулся в Москву, где нашел свой дом невредимым. Зато Архангельское сильно пострадало. Все статуи парка были изуродованы, а большинство деревьев срублено. Найдя безносыми свои мифологические божества, князь воскликнул: «Эти французские свиньи заразили сифилисом весь мой Олимп!» В доме были выбиты двери и окна, а большая часть мебели и произведений искусства валялись вперемешку на паркете. Картина разгрома и разрушений всех предметов, которые он собирал с такой любовью, была столь невыносима, что он заболел.
Князь Николай вел в Архангельском роскошную жизнь, в которой охота, балы
и спектакли сменяли друг друга без перерыва. Его безграничное богатство позволяло ему удовлетворять все свои фантазии, и на это он тратился без счета. Напротив, он выказывал странную заботу об экономии, когда речь шла о повседневных расходах. Эта скупость обошлась ему дорого. Он имел неосторожность приказать топить печи опилками, чтобы экономить дрова. Однажды вспыхнул пожар, уничтоживший все внутреннее убранство дворца.
Один из его московских друзей так описывает пожар:
«Вот последние новости из Москвы: великолепный дворец в Архангельском сгорел, и этим несчастьем обязаны скупости старого князя, который требовал, чтобы вместо дров употребляли опилки при топке печей. А от опилок до золы – один шаг. Большая часть библиотеки и множество картин сгорели. Картины и предметы искусств выбрасывали из окон, чтобы спасти от огня. У знаменитой группы Кановы «Амур и Психея» отбиты руки и ноги. Бедный Юсупов! Зачем он был так скареден? Я думаю, что Архангельское никогда ему не простит этих ран, нанесенных по его вине, и главное, надругательства над ним – появление там гарема из танцовщиц и проституток».
Вся Москва говорила о скандальной жизни, которую вел старый Юсупов. Уже давно живя врозь с женой, он содержал невероятное число любовниц, танцовщиц и крестьянок. Завсегдатай театра в Архангельском рассказывал, что, когда балетная труппа была на сцене, князь делал знак тростью, и все юные создания являлись совершенно нагими. Первая танцовщица была его фавориткой, и он осыпал ее королевскими подарками. Но главной его страстью была необычайно красивая француженка, имевшая досадную привычку пить. Когда она была пьяна, она устраивала ему адскую жизнь. Их ссоры часто переходили в настоящие драки. Посуда и безделушки так и летали, разбиваясь вдребезги. Несчастный князь был терроризирован, лишь обещание пышного подарка могло утихомирить его вспыльчивую любовницу. Ей было восемнадцать лет – ему же под восемьдесят!
Путешествия князя были непростым делом. Он никогда не передвигался без сопровождения близких друзей и любовниц, многочисленной челяди, без музыкантов с их инструментами, не говоря уж о его любимых собаках, попугаях, обезьянах и части его библиотеки. Приготовления начинались за много недель и требовалось не менее десяти карет, в каждую из которых впрягалось по шесть лошадей, чтобы перевезти князя и его свиту. Таким образом он отправлялся из Москвы в свою летнюю резиденцию, где его встречали пушечным салютом, таким же был и его отъезд.