— Здравствуй, Луша! — обняла ее Надя. — Ты никак не стареешь.
— А что нам подеется, — хихикнула Лукерья в конец платка. — Мы под солнцем каленые, под дождем моченые. Закалились… Это вы там, в Москве, нежные, разными ученостями занимаетесь. Вишь ведь какие вы красавицы стали.
— Луша! — захохотала Надя. — Что это ты меня на вы стала называть?
— Да как же, милая Наденька, вы же теперь профессоршей стали. Навроде и неудобно вас при муже на ты называть.
— Глупости говоришь, Луша! Говори мне ты, а то я на тебя рассерчаю. Ладно?
— Ладно, — обещала Лукерья. — Надюша, а как насчет детишек? Будут у вас али нет?
— Будут, обязательно будут. А где же мои племянники? Леня! Ванечка! Где вы?..
Из горницы несмело выступили два мальчугана, одетые в синие сатиновые рубахи и новые штаны с лампасами.
— Ой-ей-ей! — захлопала в ладоши Надя. — Какие кавалеры! Совсем взрослые! Ну, друзья, целуйте тетку!
Ребята несмело поцеловали ее и чинно пожали руку профессору.
— Аристаша, — сказала Надя мужу, — открой чемодан. Там для ребят кое-что есть.
Аристарх Федорович занялся чемоданом, а Надя тем временем заговорила с мальчиками об их учебе. Ребята обстоятельно отвечали на вопросы тетки и с любопытством поглядывали на профессора, который представлялся им каким-то неземным, загадочным существом.
Чемодан был открыт. Надя стала извлекать из него подарки для родных. Она вынула два кожаных портфеля.
— Это вам, ребята, — сказала она мальчикам. — Внутри каждого из них разные карандаши, ручки и тетрадки и другие письменные принадлежности.
У ребят радостно заискрились глаза. Поблагодарив тетку, они побежали в горницу рассматривать подарки.
— А это, мамочка, тебе, — сунула Надя матери отрез кашемировой ткани на платье. Второй кусок яркого оранжевого шелка она передала невестке. — А это, Луша, тебе.
Лукерья вспыхнула от удовольствия.
— Папочка, а это тебе, — положила Надя перед отцом на столе серебряные часы на цепочке.
— Ой, господи! — расчувствовался старик. — Сроду в жизни не носил часов. А теперича, видно, надобно будет носить. Спасет вас Христос, дорогие, за подарочек…
В комнату вошел Захар, управившийся с лошадьми.
— А тебе, Захарушка, придумывали-придумывали, что купить. Да вот я и надумала… Смотри! — вытащила она из чемодана никелированный прибор для бритья и бритву. — Тут, братец, все есть: вот пудреница с пудрой, это мыльный порошок, а это одеколон…
— Чего-о!.. Чего-о?.. — добродушно рассмеялся Василий Петрович. Деколон, гутаришь?.. Хе-хе!.. Вот, Захар, деколоном ты взбрызнешься да в катух пойдешь навоз чистить… Ха-ха! Так, парень, пожалуй, от деколонного духа-то и скотина разбежится… Ну, Надюшка, и учудила ж ты… Разве же духи-то подобают нашему землеробскому званию?..
— Папа, в праздничные дни после бритья хорошо одеколоном взбрызнуться.
— Ну, разве что в праздники…
Анна Андреевна пригласила всех в горницу, где чуть ли не с утра стол был уставлен всевозможными яствами и графинчиками с водкой и вином.
— Садитесь, дорогие гостечки, — ворковала старуха. — Садитесь, родненькие… Садитесь, а-а… — она запнулась, не зная, как называть своего такого важного зятя, — …садитесь, господин профессор, вот сюда…
Все рассмеялись.
— Ой, мамочка, — сказала Надя. — Как ты официально величаешь своего зятя. Его зовут Аристарх Федорович, Аристаша. Так и зови.
— Запамятовала, доченька, — засмущалась старуха. — Да как-то уж неудобно его так называть-то. Ведь он вишь какой человек ученый. А я его Аристаша. Еще обидится. Скажет: старуха деревенская, необразованная…
— Что вы, мамаша, — сказал профессор. — Я ведь человек простой, из такой же казачьей семьи, как и ваша. Прошу вас, Анна Андреевна, относитесь ко мне, как к своему зятю, как к сыну…
— Ты вот, зятюшка, садись около меня, — потянул Василий Петрович профессора к тебе. — Садись, родной! Давай выпьем по-казачьи. Чего тебе налить-то? Беленькой али красненькой?
— Да можно и того и другого отведать, — усмехнулся Аристарх Федорович.
— Вот это правильно! — обрадовался старик. — Я тоже люблю пропустить иной раз рюмочку-другую. Да без этого русскому человеку и жить никак нельзя. За рюмкой вина и поговорить можно по душам, и дело какое сварганить. Захарушка, тебе какой же: беленькой али красненькой?
— Ты уж мне, батя, давай покрепче.
— А тебе, Надюшка, должно, винца налить?
— Нет, мне тоже беленькой.
— О! — изумился Василий Петрович. — Молодчага! Вот за это люблю, а тебе, мать, красненькой налью.