И Сысоев очень подробно изложил план предстоящей Фастову встречи и беседы с мистером Деем — Сысоев называл при этом последнего господином Скеенсом, под каковым именем Фастов только и знал мистера Дея.
Потом Фастов сел за руль, и они поехали в город, пообедали в первой же попавшейся на пути шашлычной, а в три часа Фастов был у себя в квартире, где его ждала жена.
В последний раз они виделись на очной ставке у майора Сысоева два месяца назад, вскоре после ареста Юрия Георгиевича. Отчуждение, возникшее между ними еще задолго до ареста, отчуждение, которое станет понятно читателю из дальнейшего повествования, за два месяца улетучилось. И если к этому добавить, что они каждый по-своему любили друг друга, то станет ясно, что никакими словами это короткое свидание супругов в собственном доме не опишешь.
Без пяти четыре зазвонил телефон.
— Алло, Юрий Георгиевич? — услышал Фастов знакомый голос. — Рад, очень рад.
— Каким ветром?
— Путешествую.
— Откуда звоните?
— Из автомата. С набережной, с бульвара.
— Если хотите меня видеть...
— Непременно, — перебил его мистер Дей. — И чем скорей, тем лучше. Я сегодня улетаю.
— Я на машине, могу приехать куда угодно.
— Назначьте сами.
— Ну, скажем... — Фастов секунду соображал. — Нет, лучше всего на набережной я вас и найду.
— Долго мне ждать?
— Через пятнадцать минут буду...
Юрий Георгиевич нашел мистера Дея на скамье тенистого бульвара. Они обменялись рукопожатием, как старые знакомые, сели в машину — мистер Дей предпочел заднее сиденье, — и Фастов вывел ее на причудливо петлявшую улицу.
— Что случилось? — спокойно, без тени тревоги спросил мистер Дей, он же Скеенс.
— Смотря о чем речь.
— «Альбатрос» приходил в Амстердам, а вы почему-то не явились.
— Сейчас объясню. Дайте вырвемся из центра. Тут в сутолоке не поговоришь.
Помолчав, мистер Дей сказал:
— Вы стали немного бледнее. И похудели, кажется.
— Похудеешь.
— А что такое?
— Болел. Печень.
— Рано бы говорить о печени в такие цветущие годы.
— Думаю, ваша малинка сработала.
— Какая малинка?
— Не притворяйтесь. Та малинка, которую ваш подручный бармен Фред мне в бокал подсыпал. В тот раз, когда вы меня сделали борцом против гангстеров.
— Ничего не знаю. Что такое малинка?
— Ну, снотворное. Быстродействующее. Сногсшибательное.
— Сменим тему, Юрий Георгиевич. В конце концов, не это нас с вами сейчас волнует.
— Верно.
Фастов вел машину осторожно, на малой скорости: отвык от баранки. Наконец ему надоела такая езда, он выбрал глухой переулок, свернул в него и выключил мотор.
— Здесь можно поговорить спокойно. На чем мы остановились?
— «Альбатрос» был в Амстердаме полтора месяца назад.
— А-а, правильно, — с еле уловимой издевкой согласился Фастов. — Но по закону или по принципу достаточного основания, или достаточной причины, или, как там его, забыл, давненько учили...
— По какому закону? — не понял мистер Дей.
Фастов поглядел на него насмешливо: выдает себя за образованного человека, а элементарных вещей не знает.
— Есть такой закон в логике. Он иллюстрируется примером. Рассказать?
— С удовольствием послушаю, если это имеет отношение к нам с вами.
— Имеет. Вам полезно послушать для общего развития. Значит, так. Какой-то король или герцог объезжал свои владения. Каждая крепость должна была приветствовать его пушечным салютом. И вдруг одна крепость молчит. «Позвать коменданта!» Подъезжает комендант. «В чем дело, почему я не слышу салюта?» Комендант отвечает: «На то имеется семнадцать причин, ваше величество». — «Назовите их». — «Во-первых, нет пороха». Король сказал: «Достаточно, остальные можете не перечислять».
— Но какая тут связь? — спросил мистер Дей.
— Я вам тоже мог бы назвать семнадцать причин.
— А если «во-первых»?
— Во-первых, у меня не было с собой денег, которые я вам должен.
— Но вы по крайней мере могли бы прийти или, наконец, позвонить и сказать об этом.
— В таком случае я должен говорить и «во-вторых» и вообще о всех причинах.
— Например?
— Во-вторых, мы стояли в Амстердаме под погрузкой всего сутки. Я старпом. Как я мог отлучиться? Сутки никто из команды, даже коки, глаз не сомкнули, грузились как бешеные. При всем желании ничего у меня не получилось бы. Можете понять?
Мистер Дей недовольно пожевал губами.
— Вас трудно узнать, Юрий Георгиевич. Совсем другой стиль, другой тон.