— Дворкин, — бурчит Фрэнк, и двое федералов, стоящие в дверях, улыбаются.
— Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но я также помню, что в салоне играла музыка. Кажется, это был джаз. Синатра или что-то в этом роде, — добавляет Скотт.
— И все же в какой-то момент должно было случиться что-то необычное, — заявляет Гэс.
— Верно. Мы упали в океан, — говорит Скотт.
Гэс кивает.
— Как именно это произошло? — спрашивает он.
— Видите ли, я толком ничего не помню. Мне показалось, что самолет стал менять курс, довольно резко, и я…
— Не торопитесь, вспомните все, — ободряюще произносит Гэс.
Скотт надолго задумывается. В его голове всплывают образы — зрительные и слуховые. Вот самолет отделяется от взлетно-посадочной полосы. Стюардесса предлагает ему выпивку. Потом страшные мгновения падения — вращение, ощущение тошноты, скрежет металла, полная потеря ориентации. Воспоминания Скотта похожи на киноленту, разрезанную на фрагменты, склеенную как попало и запущенную с конца. По идее, мозг человека должен быть способен разобраться в этом месиве и превратить его в более-менее связную картину. Но что делать, если это не получается? Когда трудно понять, где правда, а где плод воображения? Если случившееся просто невозможно изложить в логической последовательности?
— Мне кажется, был какой-то удар. Или удары, — говорит Скотт. — Или сильный толчок. Что-то в этом роде.
— Может быть, взрыв? — с надеждой спрашивает представитель компании «Лир-джет».
— Нет. В смысле, это, как мне кажется, было не похоже на взрыв. Больше походило на стук. И после этого самолет начал падать.
Гэс собирается задать еще какой-то вопрос, но передумывает.
В памяти Скотта возникает крик. Это не выражение осознанного ужаса, а первый ответ человека на опасность, возникшую неожиданно. Подобный внезапный крик стоит в одном ряду с такими рефлекторными реакциями, как холодный пот, мгновенно выступающий из пор, и сжатие сфинктера. Мозг, который большую часть времени пребывает в сонном, полузаторможенном состоянии, начинает работать с лихорадочной быстротой, когда речь идет о жизни и смерти. В такие моменты человеком руководят животные инстинкты.
Внезапно Скотт осознает, что крик, который восстановила его память, издал он сам. Вскоре после этого наступила темнота.
Он бледнеет. Гэс наклоняется к нему.
— Вам нужен перерыв?
Скотт шумно выдыхает.
— Нет. Все в порядке.
Гэс просит одного из помощников принести Скотту содовой из автомата и в ожидании его возвращения излагает факты, которые уже удалось установить.
— Согласно данным радаров, — говорит он, — самолет находился в воздухе пятнадцать минут и сорок одну секунду. Набирая высоту, он добрался до отметки четыре тысячи сто метров, а затем начал резко снижаться.
Скотт чувствует, как по его спине стекают капли пота.
— Я помню, что вокруг по салону летали вещи, среди них успел разглядеть мою сумку. Она плыла по воздуху, и я еще подумал, что это похоже на какой-то фокус. А потом, когда я протянул к ней руку, сумка вдруг куда-то исчезла. Нас все время вращало, и я, кажется, ударился обо что-то головой.
— Вы можете сказать, что произошло дальше? — спрашивает Лесли из Федерального агентства гражданской авиации. — Самолет развалился на части в воздухе? Или пилоту удалось совершить посадку на воду?
Скотт снова напрягает память, но затем отрицательно качает головой.
Гэс кивает:
— Ладно, давайте на этом закончим.
— Погодите, — возражает О’Брайен. — У меня еще есть вопросы.
— Зададите их позже, — говорит Гэс, вставая. — Думаю, сейчас мистеру Бэрроузу надо отдохнуть.
Скотт снова пытается встать, но ему это не удается — у него дрожат ноги.
— Поспите, — советует Гэс, протягивая ему руку. — Когда мы направлялись сюда, я видел, как у здания припарковались два фургона с телевизионщиками. Похоже, СМИ поднимут вокруг этой истории настоящее информационное торнадо и вы окажетесь в самом его центре.
— Что вы хотите этим сказать? — Скотт с недоумением смотрит на Гэса.
— Мы сделаем все, чтобы сохранить ваше имя в тайне, — поясняет Гэс. — Вас не было в списке пассажиров, и это облегчает нашу задачу. Но журналисты наверняка захотят выяснить, каким образом мальчику удалось добраться до берега. Они быстро поймут, что кто-то ему в этом помог, а точнее, спас его. Эта авиакатастрофа может стать очень горячей историей. Так что вы теперь герой, мистер Бэрроуз. Плюс к этому, отец мальчика, Дэвид Уайтхед, был большой шишкой. А тут еще и Киплинг… В общем, есть много деталей, которые в глазах газетчиков делают этот случай настоящей бомбой.