— А давай-ка, нянечка, жениться… Вот весело!
Василида кладет костяной гребень на стол и благосклонно обнимает шалуна:
— Не упади, родненький, озорничок неотвязчивый.
Мальчик берет со стола деревянную ложку и ковыряет в ухе Василиды круглою ручкой с шишечкой на конце.
— Ой! — вскрикивает Василида, больно же, устепенись, докука!
Но потому что умоляющий голос покорен, бессознательно хочется причинить еще большую боль, еще сильнее ковырнуть круглою ручкой.
— Оставь! О-о-о! Палач-вольница!
Василида спускает упирающегося мальчика с колен на пол и сердито отпихивает от себя:
— Уйди с глаз, дурной! Всяк сопляк, а туда же лезет, — «дай, грит, поиздевляюсь»… Господа- нехристи… Брысь ты из кухни, мазурик короткоштанный!
Маленький человек испуганно убегает в детскую, испуская протяжный вопль. Нет матери и отвергнут нянечкой — страдание велико!
В полутемной детской мерцает лампада. Рыдания становятся бесшумными, кроткое мерцание смягчает боль.
Мальчик берет со столика частый гребешок, которым он чешется по утрам; этот гребешок из слоновой кости, на нем можно наигрывать великолепныя мелодии, обернув зубья тонкою бумагой.
Маленький человек ложится на кровать, мечтательно смотря на слабый огонек перед Богородицей.
«Уту-ту! Уту-ту!» — а по щекам слезы катятся.
В бесхитростном напеве — вся глубина души, вся боль одиночества.
«Уту-ту! Уту-ту!» — закрывает он глаза, стремительно падая в бездну.
— Я вас! я вас! — кричит во сне, гоняясь за дразнящими своею наготой белыми человечками.
— Миленькие! Беленькие!.. Да подождите же!
Ждут, а он к ним с хворостиною, а он их хворостиною по нежным трепещущим телам.
И тут только замечает, что это послушные, боязливые девочки, которые часто плачут.
Приходит нянечка, раздевает его, слышит он но собирает все силы своей воли, чтобы не проснуться и не выйти из блаженного оцепенения.
Ровно в полночь маленький человек просыпается, словно кто-то властный приказал: «встань и прислушайся!»
И он встает и прислушивается.
«Иди!»
И он идет к двери, и смотрит через замочную скважину в спальню, откуда доносится шепот — мужской и женский.
И видит он: на материной кровати лежит Василида. А отец, в нижнем белье, рядом с нею… Одеяло сброшено на пол.
…Маленький человек, шатаясь, отходит от двери к кровати и, быстро скользнув под одеяло, рыдает — тихо-тихо, чтобы «они» не услышали.
— Не скажу мамочке, не скажу! Не надо говорить, не надо! Ой, не надо говорить мамочке!
Лампадка теплится.
15
Идет весна. День краше дня. По дорогам великолепные лужи, собравшие все цвета радуги, а на заливных лугах, под влажным и тяжелым снегом, текут ручьи; то здесь, то там они выбиваются из- под белого покрова и, перемигнувшись с благословляющим солнцем — журчащие, ленящиеся — вновь зарываются во влажном и тяжелом снеге.
По краям Волги — большие полыньи, а от города к слободе перекинут плавучий мост: лед ненадежен, недавно провалился воз с сахаром, возница спасся, но груз и лошади потонули.
Быть ледоходу.
Пьяность и мягкость весеннего воздуха оплетают руки любвеобилием — не поднять их на жестокое дело.
— Где Рейнеке?
— Потерял!
— Неряха! — барабанит отец пальцами по столу.
На этом разговор и кончается. Мальчик брезгливо потупляется, разбалтывая ложкой сахар в чашке с утренним кофе.
Они ждут возвращения матери, оба в слегка приподнятом настроении. Несколько дней тому назад мать прислала письмо.
На отце форменная тужурка, на маленьком человеке шерстяная матросская курточка.
Отец ежеминутно вынимает из кармана золотые часы, а маленький человек спрашивает:
— Скоро ли, папочка?
— Скоро… Вот какой ты, потерял книгу, — мы бы пока почитали. В восемь двадцать — прибытие поезда, да на лошади минут сорок.
Морщится, сердито обнюхивая воздух:
— Ф-фу, черт возьми, опять эта корова начадила…
Маленький человек отодвигает от себя пустую чашку и встает из-за стола:
— Мерси, папочка. Можно мне на дворике погулять?
— Иди.
Со двора доносятся дребезжащие звуки шарманки.
Поспешно надев синенький тулуп и наскоро опоясавшись алым кушаком, маленький человек выбегает на крыльцо. В кулаке крепко сжата медная денежка.
Курчавый оборванец вертит шарманку смуглою рукой, просительно поглядывая на мальчика и на его сжатый кулак. В клетке на шарманке прыгают предсказатели — чижики, большие мастера вытаскивать острыми носиками билетики с «судьбою». На небе солнце, на вербе почки, но железные прутья крепки…