За бабушкой, через барьер перелезает мать, быстрым и нервным движением одергивая поднимающуюся кверху юбку. Плюшевая ротонда сброшена на дно лодки.
— Витенька!
Но маленький человек насилу вырвался из бабушкиных объятий и попасть в новые ему вовсе не хочется.
— Здравствуй, мамочка! — лениво протягивает он матери руку.
Мать нерешительно ее пожимает, но затем, под внезапным приливом гордости, строго берет сына за плечи и крепко целует его в лоб. Надменна и красива. Однако, такой твердости хватает ненадолго, скоро опять робка и стыдливо-нерешительна.
Каждый ее нерв чувствует, что «он» уже не ее. «Он», которого она породила в стыде и страдании, «он», переливший ее кровь в свои жилы, «он», маленький паук, опутавший материнское сердце.
— Здравствуй, женушка. Как прокатилась?
Отец весело хихикает, обнимая ее, — вероятно, радуется встрече.
— Ничего, хорошо прокатилась… А ты, Степа, внизу ничего не оставил?
— Ничего.
И с горечью она чувствует, что вся жизнь матери сплошное ничего.
«Коровищу — вон», — думает сияющий отец, идя под руку с женой мимо Василиды, принимающей от лодочников вещи приехавших.
— Боязно было? — тем временем спрашивает Василида.
Молодой парень — перевозчик — хвастлив.
— А чего же?
— Да затор тронется… Измелет!
— Бог не выдаст! — хмуро отвечает другой перевозчик, старик с иконописным лицом, сухонький, желтенький и высокий.
— Оно, конешно, — соглашается Василида; — да може на дне-то куды лучше: лежи-полеживай, песком засыпаючись, да с окуньками играючи.
Она завистливо смотрит вслед матери, неся багаж в комнаты, где бабушка уже пробирает отца Ирочки:
— Вы бы, сударь, пиджачишко надели, а то, не дай Бог, простудитесь, — грудишка-то у вас не из важных… не люблю я распущенности такой.
Тот кряхтит, но подчиняется.
Бабушка чувствует себя как дома: журит, командует, бранит потоп, выговаривает мужчинам за то, что за обедом пьют водку, а по утрам холодной водой не обтираются. В конце концов вытаскивает из дорожной корзины новенькую колоду карт и засаживает мужчин за преферанс; но плешивый отец Ирочки имеет несчастье отыграть короля, будучи бабушкиным партнером, а потому с позором изгоняется из-за стола: пусть вместо него играет его жена.
Много прекрасных вещей бабушка привезла в подарок внуку. Дети, сидя на полу, около большой лучинной корзины, разбирают ее содержимое.
— Яблочки!.. Ирочка, возьми, пожалуйста, вот это самое толстое.
— Нет, я самое красное хочу.
— Ну, возьми и красное, и самое толстое, все возьми!
Ирочка принимает, как должное.
— Лед! — вдруг вскрикивает она, бросаясь к окну. Огромные ледяные глыбы, точно заброшенные рукой титана, вертясь и сталкиваясь, поплыли по реке: затор прорвался, беда тому, кто не успеет догрести до берега.
— Лед! Лед тронулся!
Бабушка спешит к окнам гостиной.
— Отменно хорошо! — качает она серебристою головой, — отменно!
Вокруг дома шуршат мелкие льдины, плохо сдерживаемые затонувшею оградой.
— Боже мой! Как ужасно! — мечется мать Ирочки, — мы все потонем, все!
— Да не визжите же, сударыня! — обертывается к ней бабушка, — где же это слыхано, чтобы этакой домина затонул… Вздор, у реки и воды-то не хватит.
Но мужчины тоже с опаской поглядывают на окна, преувеличенно спокойными голосами рассуждая о потопе, какого не запомнят и старожилы. Лица мужчин искажены тревогой, спокойными в действительности остаются лишь дети да старая бабушка, от души восторгающаяся красотой разгулявшейся стихии.
— Отменно хорошо… Всю бы жизнь стояла да смотрела. Не понимаете вы, судари, этой роскоши.
— Бабушка, а потоп пройдет?
— Пройдет.
— И Волга высохнет?
— Ну, нет! — загадочно усмехается бабушка, — этому не бывать, не бывать этому. Завтра, думаю, слегка опадет вода, а там и совсем войдет в русло, но звенят бессчетные ручьи, поят и кормят великую реку.
— И мы опять уйдем вниз? — грустно спрашивает маленький человек.
Бабушка смеется, гладя внука холеною рукой по кудрям:
— Что, не хочется, небось, сударь, не хочется? Скандалы любишь?
— Не хочется, — печально вздыхает мальчик, оплетая хрупкими ручонками бабушку: — ах, бабушка, как с Ирочкой весело играть!
— Ничего, сударь, — утешает его бабушка: — недалеко живет, придет и она к тебе в гости.
Но маленький человек смотрит на ползущие льдины и печалится:
— Ой, бабушка, скучно как… зачем все кончается!
— Кончается, сударь, кончается! — задумывается бабушка: все кончается, и жизнь… давно ли невестою была, а теперь… — голос бабушки замирает до шепота, — а теперь умирать пора, старой, мне… О-ох!