Выбрать главу
*****************************
Директор Фуюцки вновь и вновь перечитывал последние отчеты Кацураги и сотрудников Второго отдела, следящих за Синдзи и Рей. Растирая виски, профессор навис над бумагами и вспоминал свой разговор с Лоренцем о Детях после победы над Первым Вестником: "Старый колбасник… И как он предвидит неприятности…". Фуюцки скосил глаза на фотографию у себя на столе: Юй, Гендо, он сам и маленький мальчик стояли на берегу красного моря и смотрели на фотографа с широкими улыбками на лицах, хотя искренен, пожалуй, был только крошка Син. Поводов для радости было достаточно тогда у всех: восстановилась власть ООН, прекратил расти уровень окрасившихся океанов, Япония, наряду с Германией, мирно превратилась в лидера послеударного мира… Но мальчик на фото радовался тому, что у него не болит голова, а взрослые, увы, на тот момент знали уже слишком много, чтобы надеяться хоть раз еще так искренне улыбнуться, еще хоть раз. Раздался писк, и на экране электронного секретаря высветилась надпись: "Первое Дитя. Рей Аянами, 15 лет. Причина аудиенции: вызов Директора. Принять / Предложить подождать" Фуюцки вздохнул и пощелкал кнопками пульта. Двери открылись, и Рей прошла в кабинет, не отрывая взгляда от профессора.

– Здравствуйте, Директор.

– Здравствуй Рей, присаживайся. Догадываешься, о чем я хочу поговорить?

Девочка села, сложив руки на коленях, немного помолчала и ровно произнесла:

– Я предполагаю, что да.

Фуюцки выжидающе смотрел на нее, и Рей продолжила:

– Ваш приказ прийти обусловлен изменениями в моем эмоциональном состоянии.

– Верно.

Директор намеренно не спрашивал прямо, он хотел воочию увидеть перемены: прежняя Аянами реагировала только на четко поставленные вопросы по сути. И вот теперь перед ним сидело явленное чудо, совершить которое не смогли квалифицированные психологи NERV.

Рей Аянами нервничала, почти как любая другая флегматичная девочка ее возраста, которая предвкушает разговор о мальчике. Фуюцки под своей нейтрально-заботливой маской был шокирован: к такому его не подготовили даже доклады.

– Я… Слушаю ваши вопросы, – почти прошептала Рей, явно не выдерживая молчания.

– Почему тебе помог Икари, а не штат психологов?

Девочка задумалась лишь на секунду, она явно задавала себе этот вопрос раньше:

– Полагаю, сработало подобие эмпатической связи, поскольку первое переживание, которые мы обсудили с ним, было общим – чувство вины. Мы осознавали его идентично, потому мне было проще наладить с ним эмоциональный контакт…

"Мы", – с горечью и радостью одновременно мысленно отметил Фуюцки, слушая ее объяснения. Рей никогда раньше не употребляла этого местоимения.

– Хорошо, это понятно и вполне логично, – Директор помолчал, боясь своего следующего вопроса. – Что ты чувствуешь к нему самому?

– Заботу. Благодарность, – без раздумий и колебаний произнесла Рей.

– И… Все?

Аянами задумалась. Директор напряг свои уже слабеющие глаза, силясь не упустить ни одной черточки, ни одного микровыражения ее лица: Рей испытывала сомнения и размышляла, что стоит говорить, а что – нет. Наконец она твердо ответила:

– Возможно, еще что-нибудь, но эти чувства мне пока неизвестны.

Фуюцки позволил себе улыбнуться: она уверенно контролировала свои интонации, но не кожу. Это была бы идеальная ложь, если бы не удивительный легкий румянец.

– Рей, – мягко сказал профессор. – Не надо мне лгать. То, что ты начинаешь чувствовать, но пока не понимаешь – естественно для человека. И ты уже знаешь, что запретить чувствовать нельзя. Тогда зачем лгать?

Девочка неожиданно побледнела и твердо сказала:

– Я не совсем человек. И я не лгу. Я не уверена.

Фуюцки обругал себя за неосторожность. Доверительная беседа сорвалась.

– Рей. Давай посмотрим правде в глаза: я рад, что ты начинаешь понимать себя, но это создает много проблем. Во-первых, вы с Икари даже неосознанно будете больше заботиться друг о друге, чем о выполнении приказов на миссиях. Во-вторых, ваше общение эмоционально нестабильно и ставит под угрозу вашу успешность… В-третьих, он может… умереть, а при развитии твоих эмоций это ослабит твою волю…

Еле заметно для глаза вздрагивая, девочка опускала голову ниже и ниже, но профессор, даже чувствуя угрызения совести, должен был расставить все акценты.