– Да, Икари, мы отвлеклись!
Синдзи вздрогнул, нехорошо посмотрел на Кенске и воткнул палочки в обед, всем видом демонстрируя, что ему мешают есть. Друзья еще немного постебались над ним по поводу выходки Аянами, пожертвовали сок, поскольку убегая из класса он свой благополучно забыл, и уже собирались вместе на очередной урок, когда на крыше появилась Рей.
– Ээээ… Там… Это… – неопределенно высказался парень, краснея. – Звонок…
– Сейчас начинается химия. Ни ты, ни я домашнего задания не сделали, поскольку были заняты накануне, поэтому никакого смысла посещение урока не имеет.
Синдзи вспомнил обстоятельства их вчерашних занятий и поежился, но потом сообразил, что Рей Аянами только что предложила ему прогулять урок.
– Ну… Тогда не пойдем… А ч-чем займемся?
– У меня есть вопрос к тебе. Ты не возражаешь?
Парень только помотал головой: язык упорно отказывался двигаться. Рей села, устраиваясь возле вентиляционного короба и облокачиваясь на него, так что Синдзи ничего не оставалось, кроме как устроиться рядом. Девочка посмотрела на него, раздумывая и словно бы подбирая слова:
– Икари-кун, сначала я хочу рассказать тебе кое-что. Я искренне надеюсь, что мои слова не ранят тебя…
Синдзи очень не понравилось вступление, и в его душе смущение потеснилось, освобождая место напряженной настороженности: Аянами еще никогда так не выражалась. Рей между тем все еще держала паузу, которая сказала Синдзи много больше, чем самые красноречивые выражения лица – девочка колебалась и смущалась. Впрочем, румянец тоже начинал расцветать на бледных щеках.
– Ты помнишь отдых у меня дома после баскетбольного матча?
– Д-да, конечно…
– Икари-кун, а ты помнишь… свой сон?
Синдзи был смущен и растерян: он, безусловно, помнил его, это было ярчайшее из сновидений, которые он пережил… Парк, невероятная черная башня, поцелуй… Но что она имеет в виду?.. Он говорил во сне? "О, нет, я сказал что-то о ней, пока спал, и именно потому она убежала из дому…"
– Помню… Я сквозь сон сказал что-то н-недостойное тогда, правда?..
– Недостойное? – немного удивленно ответила Рей. – Засыпая, ты сказал: "Ты самая лучшая, Аянами".
Синдзи и смущался, и недоумевал, и чувствовал облегчение одновременно: он ожидал вовсе не этого, боялся много худшего. И хотя даже этих слов было достаточно, чтобы заставить его краснеть, но уж извиняться за них было очень глупо:
– Я… я и правда так… думаю… – с трудом выдавил он.
– Я полагаю, что, услышав дальнейшее, ты изменишь свою точку зрения…
– Ч-что?
– Я не удержалась… – Рей откровенно нервничала, сжимая в кулаке ткань своей юбки. – Я хотела знать… Что ты подразумевал, говоря это. И создала сон для нас двоих, чтобы спросить тебя об этом.
Синдзи показалось, что кто-то всемогущий на секунду выключил солнце и одновременно сжал его грудь. Как сквозь толстый слой воды до него доносилось окончание признания Рей:
– … В этом сне я спросила, что ты чувствуешь… ко мне, а ты в ответ меня поцеловал… Я прошу у тебя прощения, Икари-кун…
Парень пытался вдохнуть, но получалось с трудом. Он чувствовал себя очень, очень странно: он боялся Рей, злился на себя, злился на Рей, радовался не пойми чему и недоумевал одновременно, его разрывали десятки вопросов к этой невероятной девочке, которая сидела рядом и…
– Раскаяние… Это больно… Мне жаль, что я так поступила с тобой… Обманула тебя ради любопытства…
Синдзи, не раздумывая, взял ее за руку. Он все еще не понимал, как она смогла попасть с ним в один сон, все еще чувствовал, что она его предала, обокрала каким-то непонятным образом, но это уже теряло всякое значение. Глядя на нее, он с трудом представлял поступок, который не смог бы простить плачущей Рей.