Не подозревавшие такого коварства психотерапевт и инспектор гостехнадзора пали, не оказав практически ни малейшего сопротивления, а вот успевший схватить в каждую руку по скульптурке Нестоянов огрызался, как попавшийся в западню зверь, так что, хотя Кондомову и удалось, в конце концов, размозжить ему голову каменной свиньёй, сам он при этом тоже схлопотал несколько очень чувствительных ударов кулаками с зажатыми в них кан тахами по рёбрам и в челюсть.
Но минут через пять-десять со всеми троими было покончено. Переведя дух, Кондомов оглядел окружающее его пространство и, раздвинув обутой в резиновый шахтёрский сапог ногой груду кан тахов, увидел под ними три небольшие отверстия, из которых, как ему показалось, исходило некое красноватое свечение и тянулись темноватые струйки подсвеченного им то ли дыма, то ли газа. Влекомый неведомой силой, он склонился над этими отверстиям и вдруг почувствовал, как кто-то, словно бы изнутри его собственного черепа, приказывает ему наклониться ещё ниже и широко открыть рот. Выполнив требуемое, он ощутил, как на долю секунды нечто довольно противное вдруг залепило ему гортань и ноздри, затем в глазах вспыхнуло уже не красноватое, а темно-алое свечение, он пошатнулся, чуть не упав, но всё-таки успел выставить вперед обутую в тяжелый сапог ногу и устоял на месте. Потом медленно-медленно разогнулся и, словно бы вставший после долгого сна человек, потянулся.
— Тэк! — громко произнёс он, и мгновение спустя с удовольствием повторил ещё раз: — Тэк!
И после этого счастливо засмеялся…
Выбравшись из камеры в лаву, следователь минуты две постоял в размышлении, оценивая ситуацию, а потом перелез через металлические борта скребкового конвейера и начал быстро крутить рукоятки управления на одной из гидравлических стоек, поддерживавших на себе чуть ли не километровую толщу кровли. Найдя положение слива, он до предела опустил стойку вниз и увидел, как с неё посыпались в лаву куски обрушающейся сверху породы. Тогда он проделал то же самое ещё с целым десятком соседних секций и, убедившись, что та часть выработки, где только что находился вход в нишу с кан тахами, надёжно завалена, спустился на транспортёрный штрек и отправился по нему прочь из шахты.
Выехав час спустя на поверхность, он прямо в перепачканной угольной пылью робе завалился в шахтную диспетчерскую и сказал, что на участке произошло обрушение кровли, в результате которого внутри угольной полости оказались погребены три человека. На шахте завыла аварийная сирена, диспетчер принялся вызывать по телефону горноспасателей, а следователь отправился в отведенную для инженерно-технических работников часть бани и, смыв с себя под душем пыль и попавшие на тело брызги крови, насухо вытерся полотенцем и переоделся в свою милицейскую форму, которая вдруг показалась ему слегка тесноватой. Но это было и не удивительно, поскольку помимо самого Бахыта Кенжеевича Кондомова в его теле теперь находился ещё и не имеющий своей собственной плоти демон зла Тэк. И это его присутствие распирало теперь тело Кондомова, заставляя его кости и ткани удлиняться и растягиваться, так что к вечеру, когда он возвратился в Красногвардейск и, проезжая на машине мимо здания районного ДК, услышал звон посыпавшегося на асфальт стекла, выпавшего из разбитого дерущимися в студии МГО Водоплавовым и Колтуховым окна, он уже сочился кровью, словно наложенная на открытую рану марля. Воздействие заряженных энергией зла кан тахов, к которым он прикасался в шахте, а главное — внедрение в его тело такого «квартиранта» как дух демона Тэк вызывали в его организме стремительно протекающий процесс разложения ткани, так что, уже завершая расправу над членами литературной студии, Кондомов почувствовал, что у него остаётся очень немного времени. Завалив за несколько минут интенсивной пальбы помещение студии трупами «Молодых Гениев Отчизны», он приставил ружьё к спине самого здорового из них — барда Славы Хаврюшина — и, конвоируя его таким образом, вышел с ним в коридор ДК, оставив под грудой мёртвых тел всё ещё лежащую в обмороке, а потому и не замеченную им, поэтессу Взбрыкухину.
Коридоры второго этажа оказались абсолютно пустыми и, не повстречав на своём пути ни одного человека, они спустились вниз и вышли на улицу. Надо сказать, что этим вечером в Красногвардейском Дворце культуры шла премьера широко рекламировавшегося последние месяцы во всех центральных, областных и местных СМИ английского фильма «Гарри Поттер и философский камень», и за грохочущей на экране музыкой и сотрясающими весь ДК воплями героев никто бы, находись он даже в соседней с помещением литературной студии комнатой, не смог бы услышать учинённого там Кондомовым побоища. Именно по этой причине не прореагировал на выстрелы в студии и профессор Водоплавов, который, пожалуй, в течение минут двадцати, а то и более после окончания потасовки с Колтуховым разговаривал по телефону со своей тайной пассией из находящейся в конце этого же коридора комнаты инструкторов-методистов. Договорившись с Софочкой, что она будет ждать его в своём беленьком «фордике» на ближайшем к ДК перекрёстке улиц Луначаркого и Косыгина, он спустился по задней лестнице в фойе, где в иные вечера проводились «огоньки» и дискотеки, прошёл мимо дверей сотрясаемого звуками кинозала и, никем не замеченный, покинул Дворец культуры.
Минут через восемь ожидания к перекрёстку почти неслышно подплыла со стороны улицы Луначарского элегантная белая легковушка, и томный женский голосок позвал через приспущенное стекло:
— Селифанушка! Пупсик мой! Ку-ку…
— Век бы тебе, стерве, куковать, — буркнул себе под нос Водоплавов, но вслух не сказал ни слова, а только приветственно помахал рукой и, изобразив на лице улыбку, поспешил через улицу к машине.
Открыв дверцу «форда», он грузно опустился на переднее сидение и практически тут же оказался в жарких объятиях любовницы. Прошло немало времени, прежде чем профессору удалось отбиться от её агрессивной ласки и повести рандеву по своему собственному сценарию.
— Ну что ты, в самом деле!.. — выкрикнул он, не скрывая досады. — Ну, прямо как девчонка нетерпеливая! У меня сегодня был очень тяжёлый день, погиб лучший из поэтов моей студии… А тебе бы только…
— Кто погиб?
— Да Голоптичий.
— Ой, Янчик! Янчика не стало! А что с ним случилось?
— Не знаю точно. Сказали, что найден в гостинице «Высотная» задушенным. А что там произошло и как, пока неизвестно… Вот. А тут ещё с Колтуховым поссорился…
— Бедненький мой, — Софочка опять было потянулась поцелуем к щеке Селифана Ливановича, но наткнулась на его не поощряющий инициативу жёсткий взгляд, да так и замерла на полпути со сложенными гузкой губками.