Не без страха вертя по сторонам головами, мы всё-таки вышли из автобуса и осторожно подошли к калитке. На дорожке никого не было видно, на крыльце, вроде бы, тоже, и мы, крадучись, шагнули во двор.
Трупов не было.
На полпути к дому в траве валялись две изуродованные подошвы от мужских полуботинок фирмы «Taima Shoes», красивый хромированный пистолет и часы с металлическим браслетом, на крыльце обнаружился вообще целый арсенал оружия, а также несколько металлических зажигалок, две или три связки ключей, часы белого и жёлтого металла да кое-какие клочья одежды и обуви, однако от тел не было и следа. Не было их и в доме — там по-прежнему горел включенный с вечера свет (и как только эти твари не пообрывали вчера собой провода?) да на верхней из сложенных в стопки книжных пачек стояла небольшая плоская бутылочка коньяка и четыре рюмки (три наполненных и одна пустая), а на таком же импровизированном столике рядом лежала гроздь золотистых бананов, пара батончиков «Snikers» и две поблескивающие целлофаном пачки иностранных сигарет — я сразу узнал в одной из них «Vinston», который, будучи когда-то курильщиком, пробовал во время своей службы в Афганистане. Я получил повестку в апреле 1988 года и после шести месяцев учебки меня командировали туда для дальнейшего прохождения службы в одной из авиационных частей ограниченного контингента советских войск. Более тоскливого времени в своей жизни я не могу и припомнить! Меня забросили на метеоточку в горах северо-восточнее города Кандагара, и я должен был оттуда давать нашим лётчикам метеосправки и разрешения на вылет. Представляете? Вокруг, как частокол, высятся остроконечные афганские скалы, по которым разгуливают вооружённые до зубов душманы, и среди всего этого мы на своей станции — четверо российских шурави, вооружённые акээмами семьдесят второго года выпуска да почерневшими от кипячения алюминиевыми ложками. Не знаю, почему нас тогда там не убили, наверное, всё-таки Бог хранил… Ну, а через несколько месяцев после моего заброса на точку начался вывод советских войск из Афганистана, и на прилетевшей за нами боевой вертушке нас вывезли сначала в Кандагар, а уже оттуда, вместе с остальными частями, вывели обратно на территорию СССР. И вот там, в Кандагаре, я и купил тогда в свои последние дни пребывания на афганской земле два блока иностранных сигарет — «Camel» и «Vinston», которые, правда, мне пришлось докуривать уже в посёлке Каштак под Читой, куда меня по возвращении на Родину зафигачили дослуживать остающийся год до дембеля.
Вернувшись же в начале следующей весны в Красногвардейск, я угодил прямо в самый разгар Горбачёвских экономических экспериментов, проводившихся тогда над населением России — когда каждому курящему мужику выдавали по месту работы или прописки талон на пять пачек отвратительнейших сигарет «Ватра», и эту никудышную порцию надо было каким-то образом растянуть на целый месяц, до получения своей следующей пайки. Как могла сложиться такая ситуация, я не понимаю, сигаретные фабрики в то время работали в своём обычном режиме, запасы табака на складах были огромны. Говорят, что кому-то просто надо было создать в стране ощущение тотального дефицита и вызвать этим массовое недовольство населения. Чтобы люди, мол, в конце концов, были рады любым политическим переменам, лишь бы только прекратилась эта дуристика…
Не знаю, может быть, всё именно так и обстояло, но я тогда об этом особенно не задумывался, меня больше волновала сама невозможность раздобыть хотя бы пачку сигарет на день. Никаких коммерческих киосков, где бы можно было купить себе дополнительное курево (я уж не говорю про хотя бы немного более высокое его качество!) в то время ещё не было, собирать вдоль тротуаров окурки, как это делали другие, мне было стыдно, и я принял единственно правильное на ту пору решение и бросил курить. Да так больше к этой привычке и не возвратился.
Впрочем, с того времени миновала уже целая дюжина лет, так что даже удивительно, что мне это теперь вдруг так ясно припомнилось. И всё — из-за увиденной только что на книгах пачки сигарет «Vinston».
Я вернулся на крыльцо и, присев на корточки, поднял из-под ног небольшой короткоствольный револьвер, похожий на тот, какой я видел в итальянском сериале «Спрут» у комиссара Каттани, и связку ключей с брелоком в виде сверкающей черной пластины с небольшим арочным выступом и надписью под ним: «Ahmad Tea. London», а также рельефной чеканкой на обратной стороне: «The Worlds Most Exclusive Tea». Такие брелочки иногда попадались в пачках английского чая «Ахмад», который любила заваривать Светка, хотя он и был не из дешёвых. Особенно ей нравился с запахом лимона.
Машинально сунув пистолет в карман куртки, я пару раз подбросил на ладони весело позвякивающие при этом ключи. Среди нескольких квартирных выделялся небольшой ключик от автомобиля.
— Шурик! Надо бы отогнать их машины подальше от дома, — крикнул я, поворачиваясь к задержавшимся где-то в коридоре приятелям.
— Я тоже могу! — встрепенулся, услышав это, и Виталька. — Не зря же я когда-то в армии водилой служил.
— Давай, — кивнул я, — только протрите потом за собой отпечатки пальцев на рулях. На всякий случай… Зачем нам лишние объяснения с милицией?..
Мы подобрали ещё несколько валяющихся на крыльце брелоков с ключами и, выйдя за калитку, Шурик с Виталькой заурчали там заводимыми двигателями, а мы тем временем собрали всё оставшееся от наших вымогателей имущество и, сложив его в найденный в доме черный полиэтиленовый пакет с надписью «Dannemann» и портретом бородатого мужчины на фоне морского побережья с пальмами, отнесли его в «РАФик», а потом вернулись на крыльцо и подпёрли входную дверь в дом палкой. Оказывается, после того, как охрана склада перешла в руки отставного майора Петруненко и возглавляемой им фирмы «Супер-КЛИН», Лёха тут же уволок использовавшийся ранее навесной замок себе домой для сарая. Обозвав его по этому поводу мудилой, я повертел вокруг головой и, найдя небольшой кусочек проволоки, замотал ею для верности замочные проушины на двери.
Минут через десять Шурик с Виталькой возвратились обратно пешком и повторили свою операцию ещё раз, отогнав две остававшиеся у забора иномарки на соседнюю улицу. После этого мы опять, все вместе, осмотрели двор, дорожку и пространство около забора, где стояли машины, и, убедившись, что ни следов крови, ни каких-либо других свидетельств произошедшей здесь накануне трагедии нигде не осталось, залезли в автобус.
— Что будем делать с оружием? — спросил Лёха, зацепив ногой за пакет, звякнувший сложенными в него пистолетами.
— Покажи, — попросил Виталька.
Лёха зашуршал полиэтиленом и выудил на свет два плоских пистолета с навинченными на стволы глушителями, при этом один из них выскользнул у него из руки и с металлическим стуком громыхнулся на пол.
— Э-э, поаккуратнее там! — испугался Шурик. — И вообще, нам надо как можно скорее избавиться от этих штук, если мы не хотим заработать себе срок.
— Да уж, — согласился Виталька. — Хотя лично мне три дня назад один из таких не помешал бы…
Мы помолчали, глядя на выставленные Лёхой перед собой, точно для продажи, пистолеты. При этом я локтем правой руки незаметно потрогал всё ещё остающийся у меня в кармане короткоствольный револьвер, чувствуя, что мне очень не хочется, чтобы он перекочёвывал оттуда в чёрный пакет к своим собратьям.
— Тут неподалеку есть небольшой и довольно-таки грязный прудик, — нарушил молчание Шурик, — в котором никто не купается, а значит, и никогда на них не наткнётся. Вот туда мы их сейчас и побросаем.
Он повернулся к нам спиной и повернул ключ зажигания. «РАФик», точно простывший старичок перед выходом из дома, зафыркал, прочихивая нос, затем тихими толчками тронулся с места и не больше, как минут через десять петляний по улицам и переулкам дачного посёлка мы оказались на берегу маленького искусственного пруда, вырытого кем-то из несостоявшихся дачников на пустыре рядом со своим участком то ли для разведения гусей и уток, то ли в целях осушения своего огорода.
Шурик тормознул автобус прямо у берега так, чтобы наша дверка оказалась расположенной со стороны воды, и, открыв её, Лёха, не выходя наружу, по одному зашвырнул пистолеты в середину десятиметровой грязно-зелёной лужи, поверхность которой украшали две неподвижно застывшие пластиковые бутылки из-под «Аква минерале» и «Меринды» да повисший метрах в полутора от берега на тонкой камышинке раскатанный белый презерватив. Прочертив невысокую дугу, пистолеты с коротким обиженным всхлипом зарылись в густую грязную воду и исчезли на дне водоёма. Туда же полетели и все остальные предметы из чёрного пакета, хотя топить кое-какие из вещей было откровенно жалко…