Он подпрыгнул и встал перед ними, ее лицо исказилось от гнева, банка перелетела через всю комнату, а его штаны выглядели так, будто он только что описался.
Макс засмеялась.
Смертельно бледный Джек двинулся к ней, его рука была поднята, но поскольку Макс уже решила сбежать, не было никакой причины терпеть издевательства больше. И когда отец подошел к ней, она пригнулась, нырнула вперед и обхватила его ноги снизу, босая его мешком на пол.
Он выл от гнева, пока пытался встать, но Макс выставила локоть, сломала ему нос и вернула отца на пол.
Джек вопил от боли.
Находя этот звук странно удовлетворяющим, Макс отвернулась от него и двинулась к двери, но для Джека борьба еще не была закончена, и он пополз за ней. Повернувшись, она насела ему удар в голову, который поверг его и оставил лежащим на полу без сознания.
Бросив последний взляд на удивленных Люси и миссис Баррет — ее сестра и мама, казалось, не знали радоваться им или расстаиваться — Макс прошептала:
— Спасибо.
И она в послдений раз вышла из этого потертого маленького домика. Она не знала куда направится, но знала, что сюда не вернется никогда.
В последующие дни Макс — как и остальные — узнала из остатков СМИ, что произошло.
Импульс разрушил все кроме жизни. Каждое электронное и моторизированное устройство от Нью-Йорка до Де Мойна отключилось, когда эта штука взорвалась. В секунды электронные и телекоммуникационные сети, транспортная и банковская системы, медицинские и аварийные службы стали музейными эксонатами.
Минуту назад Соединенные Штаты Америки были супержержавой, где каждый имел работу, деньги, еду и мог удовлетворить любые свои потребности. в следующий миг американский состав покачнулся и сошел с рельсов… Ни работы, ни денег, ни еды, люди должны были добывать все это самостоятельно.
Больше никакого движения наверх, никакой Нью-Йоркской Фондовой Биржи, никаких школ… жизнь всей восточной половины страны страны остановилась. Все, в чем люди были уверены еще вчера, пошатнулось, и никто не мог сказать, сколько продлится$… и даже возможно ли… восстановление страны после этой катастрофы.
Даже при том, что в ночь, когда Макс покинула дом Барретов, последствия Импульса еще не достигли Калифорнии, боец отряда X5 почувствовала себя в одной прохудившейся лодке с остальными. Генетически улучшенный или нет, девятилетний ребенок мог не много в этом перевернутом вверх тормашками мире, так что Макс быстро обратилась к мелкому воровству. И прекрасно справлялась самостоятельно какое-то время, крадя достаточно, чтобы наесться, и устраиваясь на ночлег там, где находила место.
Хотя разрушение Востока было практически молниеносным, Запад через некоторое время тоже почувствовал последствия. Но так как Западное побережье догнал кризис восточного, поимки таких фуражеров как Макс становились все более редкими.
И Макс удалось наладить одинокую жизнь в Лос-Анжелесе. И хотя люди разделялись на небольшие группки, чтобы защитить себя, Макс продолжала жить преступной жизнью, найдя себе убежище на территории Гриффин Парка, откуда она выходила только, когда нужно было пополнить запасы. Для Макс те три года, которые она прожила в парке были как большое полевое испытание Мантикоры.
С одним существенным отличием — она была свободна.
Всякий раз, когда она начинала грустить о состоянии своей жизни, только одна мысль могла вернуть ее назад. Она хотела узнать про остальных, — если еще кто-то оставался за пределами Мантикоры, — скучали ли они по ней так же, как она по ним… … непокорная Ева, застреленная Лайдекором, наверняка мертвая, ставшая катализатором их побега; акробатка Брин; Зак, их лидер и ее старший брат; Сет, мальчик, который был пойман той ночью, и которого увела охрана; и ее лучшая подруга и сестра Джонди…
Эти и другие братья, казалось, постоянно занимали ее мысли, но она продолжала двигаться вперед. Становясь взрослее, сильнее и умнее, Макс знала это поможет ей найти братьев в постапокалиптической Америке, где бы они ни были.
Это была цель, которую она должна достигнуть, не тратя время, думая о том, что могло бы быть. Она должна стать достаточно сильной, чтобы найти братьев и позаботиться о них.
Но они не были единственными, по кому Макс скучала. Люси и та ситуация, в которой она ее оставила, продолжали беспокоить Макс — другая ее сестра в мире Джека Баррета. Тогда, в двенадцатилетнем возрасте, когда она вернулась к дому Барретов, чтобы спасти Люси, она нашла его брошенным.
Всю дорогу до ее дома в парке слезы катились по ее щекам, когда она думала, что Люси скорее всего исчезла из ее жизни навсегда. Найти ее братьев было достаточно трудной задачей, но как найти обычного ребенка как Люси? Почти невозможно.
Тремя неделями позже в начале мая случилось Большое Землетрясение.
Мощностью восемь с половиной баллов по шкале Рихтера, землетрясение началось в середине ночи, убив тысячи людей в их собственных постелях, унеся гораздо больше жизней в Калифорнии чем Импульс. Пожары пылали недели, здания были разрушены и сметены с горных склонов, дороги обрушились, унося с собой полуночных водителей.
Маленькое убежище Макс в парке устояло, но вместе с милиоонами новообразовавшихся бездомных, защита собственного угла вместе с попытками добыть достаточное для выживания количество еды, стало практически безнадежным занятием. Она прожила так год, но раздобыть пропитание становилось все сложнее и сложнее, и она была внуждена убраться из своего дома.
И как множество молодых девушек задолго до нее, Макс отправилась в Голливуд, хотя ее целью не было стать кинозвездой, ее путешествие закочилось выбором определенного жизненного пути… … пути, который привел ее прямо к Муди и Китайскому Клану.
Глава 4. ВСПЫШКА ИЗ ПРОШЛОГО
Когда Макс шла через цементный внутренний дворик в бывший Китайский Театр Манн, Муди вышагивал в дверях в ожидании. Ей хотелось бы думать, что он волновался за нее, но Макс знала: причиной всех его переживаний было Сердце Океана.
В холле все еще сохранились стеклянные буфетные стойки со старых времен, но теперь вместо еды они предоставляли место для сна подросткам. Ковер когда-то был красным, но теперь имел потертый розовый оттенок. Серьезно поврежденый Землетрясением потолок продержался семь лет, и не было никакой причины думать, что он не продержится еще семь. Стены уже были украшены не постерами, а граффити, некоторые, как старые наскальные надписи, изображали историю Клана, другие — только неприличные картинки.
— Ты в порядке, детка? — спросил Муди мягким и плавным тоном, но с тенью восхищения в нем.
Его длинные серебристые волосы были собраны сзади в привычный хвост, одет он был в черный свитер, черные брюки, черные носки и черные кроссовки.
— Ты имеешь ввиду, достала ли я твою безделушку?
— Ты так плохо обо мне думаешь, детка? Ну и — достала?
— Ты ведь за этим меня послал, не так ли?
Широкая хищная улыбка возникла на его лице, обнажив крупные белые зубы (то, как он следил за собой, по предимпульсным стандартам было выше всяких похвал).
Прежде, чем разговор мог продолжиться, Фреска высунулся из двустворчатых дверей, ведущих в старый главный зал театра.
В возрасте лет тринадцати, Фреска был высоким и тощим с длинными прямыми рыжими волосами и бледной кожей, усыпанной веснушками. Он подошел к ним в своей древней футболке с надписью «WEEZER» (ни один ребенок в Клане не знал, что значит это слово, что доставляло удовольствие Фреску) и порванных джинсах, которые были скорее белые, чем синие.
— Как дела, Макс? — прощебетал Фреска.
У парня в его неуклюжем теле было достаточно энергии, чтобы осветить небольшой город. Неподвижность брала его только тогда, когда он спал, и только потому, что он делал это на самой верхней койке, на вершине высокой буфетной стойки: если бы он двигался во сне, то просыпался бы на полу.