На следующий день Макс обнаружила Вогельсанга за его столом, набивающим рот Орео.
— Здоровая пища? — спросила она, выходя из тени.
Мужчина подпрыгнул — он не слышал, как она вошла. Он переводил взгляд с нее на двойные двери в передней части прачечной, где азиатка должна была встречать посетителей.
— Я нашла другой путь, — сказала Макс.
— Что ты… что ты, черт возьми, здесь делаешь?
— Разве ты меня мысленно не отметил? — спросила она, приподняв бровь и подходя к столу. — Ты сказал тысяча.
— Да, и что?
Она бросила ему на стол толстый конверт. Он посмотрел так, будто конверт мог его укусить, затем взял его, взвесил один раз, потом еще. Затем он заглянул в конверт — он не был запечатан — и восхищенно изучил толстую пачку зеленых.
— Здесь тысяча, — сказала она.
— Похоже на то.
— Давай, пересчитай их.
— Не… Не хочу тебя оскорблять. — Он убрал пакет Орео в сторону, вытер рот тыльной стороной ладони и уселся обратно в кресло. — Теперь… кого ты хочешь, чтобы я нашел?
— Двух человек.
— Но здесь одна тысяча. Они что, вместе?
Она встряхнула головой.
Он поднял голову и показал знак мира.
— Макс, это два дела… раз, два.
— Пусть будет так, — пробормотала она и забрала конверт. — Я найду кого-нибудь, кому понравятся мои деньги.
— Стоп, стоп — нет нужды убегать как маленький фейерверк… С твоими деньгами все в порядке. Я возьму их как аванс, если ты поймешь, что для двух дел очевидно понадобится больше времени… И мы сможем двигаться дальше.
Макс не двигалась некоторое время, затем медленно расслабилась и опустилась на стул перед ней.
— Расскажи мне об этих людях, — попросил Вогельсанг после того, как деньги исчезли в ящике его стола.
— Первый — мужчина, белый, примерно моего возраста, атлетичный, задира.
— Особые приметы?
Она помедлила:
— Штрихкод на задней стороне его шеи.
Вогельсанг поднял взгляд:
— Что?
Она повторила сказанное и добавила:
— Просто прикольная татуировка… ну ты знаешь, как это бывает с неблагополучными детьми.
Казалось это все объяснило Вогельсангу, который делал какие-то записи.
— Есть идеи, где он может быть?
— Здесь. В Сиэтле.
— Это большой город.
— И это ваш город, мистер Вогельсанг. Вот почему я наняла вас. Если бы это было просто, то я бы уже нашла его.
— Дай мне более детальное описание. Больше, чем задира со штрихкодом.
Она подумала немного, затем сказала:
— Шесть и один, один девяносто наверно, темные волосы… я думаю.
Глаза Вогельсанга превратились в щелки:
— Ты думаешь?
— Я видела его десять секунд на дрянной видеозаписи.
Она рассказала, что увидела в новостях, и думает, что узнала давно потерянного «родственника».
— Может быть получится достать то видео у моего знакомого из CNN, — сказал Вогельсанг скорее самому себе. — У него есть имя, у этого давно потерянного родственника?
— Сет.
— Фамилия?
Она тряхнула головой.
— Не знаю. Он может использовать разные. Может даже другие имена.
Вогельсанг изучал свой блокнот, затем поднял взгляд на нее:
— Что-нибудь еще? Это достаточно мало.
— В новостях говорили, что он может работать на подпольного журналиста — Зоркого.
Глаза детектива расширились, и один из них дернулся к углу, казалось, что Вогельсанг побледнел еще больше.
— Если это правда…
— Что? Это может стать проблемой?
Мужчина пожал плечами:
— Может. Этот Зоркий в черном списке у правительства. Политика заставляет меня нервничать. К тому же, Зоркий погубил многих людей… не хочет быть с ними связанным. Тщательно следит за безопасностью.
Макс ободряюще улыбнулась сыщику:
— Вы найдете Сета, а я позабочусь о Зорком… Если будет жарко, то я возьму это на себя… если проблема в этом.
Переворачивая страницу в блокноте, Вогельсанг спросил:
— Окей, кто пропавший номер два?
Макс вздохнула:
— Боюсь это будет сложно, тоже… Может даже сложнее: женщина, Ханна, фамилии не знаю.
— Кто она такая?
Макс сосредоточилась на своих воспоминаниях, проигрывая ту первую ночь на свободе в своей голове. Перед ее мысленным взором появилась женщина лет тридцати, с осветленными волосами до плеч и широкопосаженными голубыми глазами цвета горной реки… смотрящими на Макс в ее памяти, как будто она все еще девятилетний ребенок, свернувшийся на полу в машине.
Она дала Вогельсангу описание.
— Что-нибудь еще?
Тахо едет по долине, затем тормозит перед Макс, колеса слегка проскальзывают, когда водетель жмет на тормоз. Макс изучает вайомингский номер, AGT 249, затем водитель обретает контроль над машиной и останавливается.
Макс назвала детективу номер машины.
— Это все?
— Она может быть медсестрой или кем-то из медперсонала. Может для федерального правительства.
Вогельсанг записал, затем взглянул на ее и дружелюбно улыбнулся:
— Окей… дай мне неделю. У тебя есть телефон?
— Пейджер. — Она дала ему номер.
— Хорошо, Макс. Я позвоню, когда найду что-нибудь.
— Для великого — вы лучше.
Покинув прачечную, Макс села на Нинзя и направилась домой. Сейчас она чувствовала себя одновременно ближе и дальше от своих братье, чем когда-либо.
Если внимание СМИ его не отпугнуло, то Сет где-то в этом городе, прямо сейчас…
Тем временем, пока Вогельсанг будет делать свою работу, она будет делать свою, вместе со своей новой семье в Джем Пони.
Забавно… за свое недолгое пребывание на земле, Макс была частью… и потеряла… трех семей. Сначала братья из Мантикоры, потом Барреты, и наконец Китайский Клан.
Она была разлучена со своими братьями странным сочетанием силы и обстоятельств, а побег от мистера Баррета был самообороной.
До сих пор поздно ночью… и сегодня будет одна из таких ночей… она чувствовала приступы вины за то, что бросила Люси, и за бегство от Муди, Фреска и других.
Она задумывалась будет ли компания Джем Пони такой же непостоянной.
Глава 7. ТЕАТРАЛЬНАЯ ВЕЧЕРИНКА
Это началось два дня назад.
Четверо детей Муди — в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет — были повержены выстрелами снайпера со стороны развалин бывшего Рузвельт Отеля. Два мальчики и две девочки, трясясь как непослушные дети, которыми они и были, упали в кровавом тумане на цементные квадраты, где сохранились отпечатки ладоней и ступней забытых знаменитостей.
Каждая попытка покинуть здание через какой-либо выход заканчивалась под градом пуль, повергающим людей Муди на землю в ожидании сметри. Прижатые таким образом — даже с едой и оружием под рукой — Муди и его команда не могли бы продержаться дольше недели. Но этого времени должно было хватить, чтобы составить план эффективного ответа, или даже, чтобы дождаться поддержки от города или от федералов.
Однако, молодежь клана была проблемой — даже в огромном зале, как в Китайском театре, клаустрофобия могла распространяться… особенно, зная, что любой шаг из здания положит конец твоей жизни в эхе оружейного выстрела. Из мешков с песком, мебели, корзин, старых сидений и других вещей, не прибитых к полу, были сооружены разбросанные по всему театру маленькие бункеры. Муди передвигался между ними — плавая как среброволосая тень, облаченная в черных халат поверх черной футболки и джинсов, для мелодраматичности — успокаивая всех словами и жестами, убеждая, что их крепость неприступна.
— Внешний мир примет во внимание наше тяжелое положение, — говорил он им. — Мы не забыты — нужно быть сильными, пока не придет помощь.
И его дети верили ему, если бы только Муди мог сам себе поверить…
Прямо сейчас, глядя через стеклянные двери фойе на ночную улицу, где четыре тела все еще лежали во внутреннем дворике в засохших жуткими коричневыми струпьями на асфальте лужах крови. Эти тела гротескно привлекали мух уже более пятидесяти часов, и харизматичный лидер Китайского Клана боялся, что помощь уже не придет.