— Тут же никто не понимает греческого… Святая и вечная! Ты переведёшь мои слова к этим людям? Хозяевам?
— Да, говори скорее. И впредь обращайся ко мне попроще. Хотя бы на людях.
— Хорошо, сиятельная дева, — понизил викарий августу на пару рангов.
Скороговорка. Ответ хозяина. Перевод. Прощальные кивки. Колесница. И тут… Сэр Кэррадок спрыгивает с коня. Смотрит — весело и пакостно. Ну да, его ж обидели. Мёртвую голову не оценили. Вместо того — трепались с викарием.
— Перед боем, ввиду грозящей мне смерти, и выполнив твоё желание, я прошу у тебя, благородная дева Немайн верх Дэффид, знак благосклонности.
Клирик знал — эта формула не означает сватовства. Но… Рабыню никто и не спросит. «Свободная» после такого должна вешаться рыцарю на шею и болтать ногами. И не особо их смыкать. «Благородная», кажется, действительно дарит вещичку. Типа платочка-шарфика, и рыцарь становится официальным ухажером. Предженихом, имеющим право отгонять от предмета привязанности соперников.
Что полагается делать богине, Клирик не знал. Но делать-то что-то было нужно, и срочно. Как бы поступила святая? Или… Оно! Кэррадок обнаглел? Пусть получает!
— Подойди ближе, мой верный.
И, едва Кэррадок подошёл к колеснице, Немайн ухватила его голову руками, приблизила… Пауза получилась непроизвольно — у Немайн вдруг ослабли колени. Мир пошатнулся. Именно поэтому из задуманной милой шалости — материнского поцелуя в затылок — вышло то, что вышло. Все видели. Твёрдо и чётко сида чуть наклонила голову своего прекрасного рыцаря — и поцеловала его в лоб. Как покойника.
— Теперь ступай и исполни долг, — объявила Немайн.
Перекрестить в спину, как собиралась изначально — совершенно забыла. Не до того. Внутри клокотала злость. На Кэррадока. На себя. На тело. На…
— Анна, куда ты переложила рубашки? В бой идут в чистом.
— Так мы ж с утра и оделись…
— Давно это было.
— Ясно… — понятливо потянула Анна. Немайн захотелось её пришибить, — Вот.
сида схватила рубашку, метнулась к дому. Оттуда раздалось:
— Тазик с водой и комнату без мужчин! И быстро!
Сэр Эктор с недоумением поглядел на смывшуюся из боевых порядков сиду. Только что рвалась в бой… Что с ней?
— Догоните, — кинул Анне, — а лучше тут ждите. С людьми и без калек управимся.
Он был слишком обрадован прекращению мистики, чтобы думать дальше. Сил было достаточно. Надежда на внезапность — хорошая. Чего ещё желать? И отряд вышел за ворота быстрой рысью, оставив на месте колесницу — и двух викингов при ней.
Обратно выскочила сида скоро. Настолько, что запнулась. Настолько, что не успела закрыть лицо руками. Хорошо, ткнулась не в камушек и не коровью лепёшку, а всего в клумбу. Поднялась, отряхнулась… Вытерла лицо платком. Во двор посыпались обитатели фермы.
— На щеке забыла… — озёрная смеётся.
— Спасибо. Нельзя сиде замарашкой в бой идти…
— Только размазала.
— А так?
— А у тебя зеркальца нет?
— Пока нет. В городе заказала.
— Возьми моё. За факелом сбегать? А тебе этот рыцарь правда настолько нравится?
— Я его убью… И не надо света, я и так хорошо всё вижу…
— Правда убьёшь? — лукавый взгляд.
— Ещё слово — и тебя убью… Анна, гони.
А перевалиться через бортик — не успела. Возникло новое препятствие — девочка. В руках кукла. Очень грубая: полено из неошкуренной ольхи, замотанное в разноцветные тряпочки.
— Не уезжай.
— Почему?
— Праздник. Твой. А обычно у нас вместо тебя кукла сидит. Взрослые говорят, если есть кукла, то и ты есть. Как бы. Я не понимаю.
— А, это я? Не скажу, что похожа. Наряди её в белое. Хочешь страшный секрет? Я и без куклы есть. Без всяких как бы. И на празднике буду. И вот что — если я не вернусь, продолжай наряжать деревянную куклу. Каждый год. И я буду.
— А рыцари говорят, громить разбойников очень легко и совсем не страшно.
— Они рыцари. Им не положено бояться. И мне тоже. И — дай ухо, пошепчу, — сида перешла на шёпот, — А всё равно страшно-то. Аж жуть. Говорю, потому что никто тебе не поверит. А для других — для других я уже кто-то. Богиня, учитель, царица, ангел, сида… Им нельзя бояться. А я пока для тебя — ольховое полено, которое нужно наряжать. А куску дерева не стыдно немножко трусить.
Ведьма — не сида. Но слух у Анны хороший. Расслышала. Поняла — всё не смешно, всё плохо. Если сама Немайн немного боится. Если симпатичного ей рыцаря, вполне готового под каблук, в лобик чмокнула, оттолкнула. А сама не то, что сохнет — мокнет… Значит, есть шанс умереть. Всем. Даже ей. С кем же это воевать придётся? Как бы не с Гвином. И про ворон забыла рассказать…