Зацепленный воин не был вождём или героем — но храбрецом. А ещё — молодым неумёхой. Вот и подвернулся под крюк колесничного копья. Колесница повлекла его за собой, орущего благим матом — но уже вполне мёртвого, поскольку зацепило его за живот. Клирик страшное не наблюдал — пришлось сесть на пол, заткнув уши. Наконец, кожа не выдержала… Крюк напоследок разорвал внутрености, и отпустил затихшую добычу.
Ирландцы оказались шокированы. Всё-таки это были не фении. Ну и зверство атаки сказалось. В легендах крюком всё больше цепляли за шею, красиво отрывая голову. Знатоки находили в этом некоторую эстетику. Да и не видели они в четырёхголовом монстре колесницы. Скорее, порождение хаоса ночи. Их состояние не осталось незамеченным.
— Сложить оружие!
И ещё одна стрела — для верности. В молоко! «Пантера» развернулась и была готова к новым подвигам. Почти. Тряска стала почти невыносимой. Стрела ткнулась в край щита, высунула острое жало, самую чуть не проскочив к рукам Немайн. У разбойников оружие — луки да ножи. У кого-то сорвалась рука? Кто-то выстрелил, чтобы не ослаблять тетиву напрасно? Послал стрелу наудачу, в черное молоко ночи? Или — в белую известь щита? Для них-то ни зги, ни звезды. С неба валится холодная морось. Это Камбрия, и это война в Камбрии, как она есть в этот век — тьма, неизвестность, остатки храбрости в сердце, как в кулаке… И наружное спокойствие, только голос почему-то выше, чем всегда.
— Разбегаются! Потом ловить… Гони по кругу, пусть снова собьются в кучу!
Куда гнать? Темный массив впереди — лес?
— Я скажу, будешь править вслепую. Я и вижу и помню.
— Так нельзя! Правь ты!
— А стрелять будет кто? Целиться не видя нельзя!
— А я их копьём…
Тряску терпеть почти нельзя. Анна слоном продирается назад. Какая она большая! Отваливается щит, хорошо не по левой стороне… Над ухом — свист. Иногда и маленькой быть хорошо! Сбоку! Стрелы роем впиваются в щит. По-ирландски ругается Анна. Визжит раненая лошадь. Кроты! Дневные совы!
— Свои! Камбрия навсегда!
Рыцари ещё не знают этого девиза, но поняли. Теперь можно и в атаку. Рыцари… Нет, воины кланов, клетчатые пледы, не алые плащи. Пристраиваются рядом с норманнами, достают мечи.
— Именем короля! Оружие — на землю! — орёт красным курткам от леса сэр Эктор.
Те, кто сдался — откуда среди них женщины, дети? — жмутся друг к другу жалкой кучкой, но большинство бегут. Бегут без памяти, без смысла. А навстречу им уже выскакивают всадники местных кланов. Клетка — косой зелёный, широкий коричневый, узкий чёрный. Всех сразу не поймают — будет им забава на несколько дней. Ох, и не поздоровится тем, кого они поймают! Страха перед «фэйри» больше нет, а злости понакопилось…
Клирик поморщился — и отдал приказ, Эйнар полез за огнивом, Харальд потащил из-за луки седла факел… Тогда Немайн и поднялась — в рост, ступни на бортиках колесницы. Не держась ни за что. Клирик в жизни б не представил, что способен на подобную акробатику — однако получилось. У тела эльфийки оказались припасены и приятные сюрпризы. Сзади — наконец — показался спешащий к полю боя с парой проводников-охранников из местных фермеров епископский викарий…
— Анна, посох!
Отдала не понимая, но быстро. Когда Немайн перехватила за середину и подняла навершие, хихикнула нервно.
— Ну да. Ты же христианка.
В здоровой руке — посох с крестом, в пальцах сломанной — кирка-клевец. Широкий рукав закрывает повязку, совсем и незаметно, что грозная сида — подранок. За спиной, наконец, разожгли факел, подсветили фигуру сзади. Риск, да. Но люди с восковыми ушами и картонным бы поверили… А страшно, луки-то у красных курток есть… Не забыть дать воздуху течь через связки свободно… Высокий голос вспарывает тишину:
— Я — Немайн. Стоять! На колени!
Валятся на землю луки, кинжалы, ножи, редкие копья и плетёные из ивы щиты… Бой окончен. Пора считать раны. И товарищам — сводить счёты друг с другом…
Глава 7. Крепость Гвина. Август — сентябрь 1399 года от основания Города
сида стоит за спиной викария, переводит слова заупокойной службы. На ушах блестят капли то ли густой росы, то ли слабенького дождя, мерзкого, как англы. По крайней мере, выражение "английский дождь", пару раз оброненное сидой, что веет мозглой стылостью наступающей беды, подходит к этому нескладному дню. Растут, наливаются, срываясь, разбиваются о покрытые красно-зелёным пледом плечи. Ряса была бы уместнее — но сида сейчас не поменяет топорщащийся массивным свертком плед даже на золотые одеяния. Анна, как и положено, держится за наставницей. Перед ними — четыре тела. Оруженосец, два воина кланов. И рыцарь. В могилу захватят только лук — мечи послужат наследникам. Времена, когда героя хоронили в колеснице, с лошадьми, слугами, с женой — и с любовницами — прошли давно. Дивед беден железом. Последний добрый клинок Британии, который ушёл за владельцем — Эскалибур. Но Артур-то жив… И то сэр Бедивер, сильнейший из рыцарей, два раза пытался только сделать вид, что меч выброшен в озеро, и лишь на третий взаправду утопил.