Воспоминание о брате Марке вызвало улыбку. Теперь поединок на площади казался чуточку нелепым и очень смешным. Чего стоит, например, экзорцист, останоленный цитатой из Станислава Лема! К которому пришлось прибегнуть, не зная молитв, свитки с которыми лежали в мешке на самом донышке.
Усталость взяла свое. Стоило Клирику отвлечься от беспокойных мыслей, как тело, словно само собой, откинулось на спину, провалившись в перину, как в воду, удивлённо всхлипнуло — да так и заснуло.
Спать в полной выкладке удобно, разве если сон — вечный. Так что неподвижность эльфийки скоро закончилась. Она долго и тяжело ворочалась, потом снова перевернулась на спину. Открыла глаза. Потрогала уши.
— Так, — пробормотала себе под нос, — лопухи собственного приготовления. Значит, пьяный водитель на «БелАЗе» и прорыв дамбы мне приснились. Спасибо и на том. Сейчас что, уже утро? Светло-то как!
Правда, затянутое непрозрачной пленкой узкое окно не желало чертить на полу негатив самой знаменитой картины Малевича. Свет был немного неровный, как будто над небосводом атланты натянули маскировочную сеть. И трясли, как яблоню.
Часов у Клирика не было, но окна важной гостьи, вроде, выходили на южную сторону. А значит, время можно было узнать по высоте Солнца. Немайн распахнула оконце, высунулась. Солнца не было. Это, впрочем, означало лишь то, что вчера Клирик перепутал северную сторону с южной. Что ж. И не такое случается. А сверкающая сквозь перистую дымку облаков ультрамариновая синь доказывала: еще утро. Яркое раннее утро. Звёзды? Так и вчера днём были звёзды…
сида заразительно зевнула. Заражать, однако, было некого — предместные дворы как вымерли. Спать хотелось до головокружения. Но слава лежебоки не прельщала. Раз запомнят что сида лентяйка, потом не переубедишь. Пришлось озаботиться утренним туалетом. Что местные поймут — Клирик не сомневался. Слишком много римской крови и культуры в камбрийских кельтах. И леса вокруг Кер-Мирддина не сведены. Так что ведро горячей воды, наверное, не пожалеют. Надо только найти кого-нибудь из хозяйской семейки. Или из работников.
В коридоре оказалось сумрачно — окно маленькое, и далеко, факелы потушены. Что и верно — оставленный без присмотра огонь — это пожар. Даже если под ним поддон с водой. Комнаты постояльцев притворены, из-за некоторых раздавались залихватские рулады храпа. Похоже, что спали валлийцы, как и ели, на всю катушку.
Впрочем, не все. На лестнице послышался шорох. Дверь, ведущая на первый этаж, медленно и тихо приоткрылась. В щель осторожно протиснулась мордочка хозяйской старшенькой. Взгляд Клирика немедленно зацепился за распахнутый ворот ночной рубахи без рукавов, но обильные и чуть не торчащие округлости его отчего-то заинтересовали слабо, взгляд переполз на простоватую вышивку вокруг ворота, скользнул по причёске — точней, по растрёпанной соломенной копне. У этой шевелюра в отца. А потом Клирик заметил — двигается девица очень странно. Обе руки нащупывают стену, к которой она и так прижимается всем телом. Босые ноги перед каждым шагом проверют на прочность доски пола. Глаза… Глаза распахнуты настежь, с огромными, без каймы, зрачками, наполнены страхом и еще чем-то. Тем, что и толкает вперед. Немайн, стоящую в трех шагах, девица явно не видит. При том, что вечером точно была зрячей. Клирику стало жутко. Неужели вместо нормального средневековья он, несмотря на обещания Сущности, оказался в фэнтэзийном мире, очевидно недобром? Состряпанном, скажем, вокруг милейшего культа Великих Древних. Впрочем, непосредственной угрозы для жизни пока как будто не было, к потенциальной же, например, в виде неверно заложенных толовых шашек, Клирик и дома привык. Мысли это только подстегивало, поскольку в нештатных ситуациях на его стройках только быстрое и холодное соображение спасало жизни. Потому Клирик начал медленно, шаг в шаг, отступать — и старательно рационализировать ситуацию. Распялить глаза девицы вполне может какой-нибудь травный отвар. В конце концов, кто сказал, что друидические верования к седьмому веку полностью позабыты? Знания о друидах у Клирика ограничивались типовым ролевочным набором, да еще смутным воспоминанием о том, что римляне, одобряя гладиаторские бои и отправляя христиан ко львам, сочли друидические культы кровавой мерзостью. Что могло означать только одно: регулярные приношения человеческих жертв, не являющиеся ни казнями, ни кровавым спортом. Жертв невинных и беззащитных. Например, женщин и детей.