— Так Галочка что, понарошку замуж выходит? — удивилась Колдунья.
— Для твоего мира — нет, — объяснила Сущность, — и вообще, ты же отказалась играть? Поэтому ты навсегда останешься в сдублированном мире. Просто из соображений гуманности он сделан копией прежнего. Кроме присутствия вот этих трёх личностей. Мы, видишь ли, решили узнать, как их отсутствие повлияет на развитие твоего мира.
— А моё — на развитие их мира?
— Нет, тебя я скопировал. Там будет точная твоя копия. Только — до входа в нашу игру.
— И что, тамошняя я и знать ничего про этого… Эту… Змею подколодную ничего не буду?
— Именно. Впрочем, вернуться в тот мир ты уже не сможешь. И узнать о судьбе двойника тоже. Там-то время остановлено, как и уговаривались. А когда будет запущено — мы прекратим всякое вмешательство, и контакт между вернувшимися и оставшимися во вновь созданных мирах прервётся.
Бывшая Колдунья задумалась. Ненадолго — чтобы повернуть голову к эльфийке.
— А почему зеркало в гравировке? Не видно же ничего.
— Так считается красивее…
— Странно. Слушай, тебе же всё было интересно… Ну и как? И не говори, что не попробовала — за три месяца-то!
Клирик принялся рассматривать руки. Потом сообщил:
— Можешь считать, попробовал. Ребёночка заполучил…
— И на каком ты месяце?
— На первом. Привыкаю. Странно очень — вот существо, да? Сосёт, орёт, писается — и больше ничего, но хорошее! Как это так получается? Ах да, он ещё сидеть умеет.
В последних словах звучала гордость. Колдунья замолчала, пытаясь уяснить, как начало беременности связано с "орёт и писается". Этим перерывом воспользовалась Сущность.
— Итак, мы несколько отвлеклись от главного. Текущий баланс свершений. Воин — семь целых, шестьдесят четыре сотых процента. Вор — два целых, восемнадцать сотых процента. Жрица — или Клирик? — ноль целых, пять десятых процента.
— А чего у рыжей так мало? — возмутился Воин, — Она вон вроде не в цепях…
— А ты не помнишь? — удивилась Сущность, — Ну, не буду рассказывать. Это уже вмешательство получится. Скажу только, что абы кого в Монголию на показ Великому Хану не возят.
— А какая разница? Если в плен попался? — Воин грустно прозвенел цепями. Он пытался думать, а с его интеллектом, что в игре, что в реальности, это было очень печально. И сам процесс, и последствия. Но печальный и почти мелодичный звон цепей Клирику невольно напомнил…
— А ну-ка, орочья башка, скажи: "Во имя всего святого, Монтрезор!"
— Зачем?
— А затем. А ещё приляг. И руки над головой в стороны разведи…
— Лучше ноги, — хихикнул Вор.
— Зачем? — переспросил Воин.
Клирик снова полез в глубины рясы.
— И чего только не приходится таскать с собой порядочной девушке, — с этим комментарием на свет божий появился аккуратненький геологический молоток, — помимо приёмного дитяти! Хорошая, кстати, вещь. И образец отколоть. И в лоб засветить. И кольчугу пробивает только так.
Сущность поняла первой.
— Так нельзя.
Воин просветлел лицом — дошло. Лёг на каменный пол, как сказали. Клирик встал рядом с ним на колени, примерился… Всё-таки обернулся к Сущности.
— Можно. И что ты со мной сделаешь? Из царевны в лягушку превратишь? Про русский принцип — сам погибай, а товарища выручай — слышать доводилось? Да и интереснее же! Будем считать, что цепи разорваны в припадке боевой ярости. Мне вот, например, ужасно любопытно, что может сделать полуорк раскованный с полусотней монголов из гвардейской тысячи Бату-хана… Ты учти, рубить буду посередине. Так что оружие у тебя выйдет коротковатое. Ну что, готов?
— Угу.
Молчание. Бездействие.
— Руби, чего ждёшь.
— Скажи: "Во имя всего святого, Монтрезор!"
Вор хихикнул. Потом почесал затылок. Что-то казалось неправильным…
— Глупости. Руби.
— Скажи. И тихо позвени цепями. Бубенчиков, жаль, нет.
— Ты что, того? С прибабахом?
— Конечно, того. После трёх месяцев девушкой.
— Нелюбленой, — встряла Колдунья, — или беременной. Не пойму…
— Вот-вот. И вообще, я эльфийка. Дииивная. Мне положено быть того и с прибабахом. Говори. Жду.
— Бред какой-то.
— Бред. Ну, не хочешь…
— Хочу.
— Говори. И не забудь печально звякнуть цепями. Обязательно — тихо и печально.
— Во имя всего святого, Монтрезор! — звон вышел громким и возмущённым, но Клирик решил не придираться.
— Да, во имя всего святого! — провозгласил он, и обрушил геологический молоток на облюбованное звено. Клирик никогда не любил рассказов Эдгара Аллана По. И с Бредбери тоже не во всём соглашался. С первого удара цепь не подалась — но зазубрина осталась внушительная. Оставалось — долбить.